Тайрер нервно хохотнул над игрой слов.

— Как они все узнают об этом, я не представляю, но узнают. Отсюда до самого Нагасаки. Поэтому, мсье, в определенном смысле это рай. Мужчина может наслаждаться девушками в кредит целый год, если ему так удобнее. — Лицо Понсена неуловимо изменилось. — Но мудрый человек покупает контракт дамы и оставляет её исключительно для своего собственного удовольствия. Они поистине так… так очаровательны и недороги, если учесть ту огромную прибыль, которую мы получаем при обмене денег.

— Вы… ну-у… вы именно это мне советуете?

— Да, советую, да.

Потом они пили чай. Потом шампанское в клубе, где Андре совершенно очевидно хорошо знали и принимали. Расставаясь, Андре сказал:

— Ивовый Мир заслуживает любви и внимания. Я почту за честь быть в нем одним из ваших проводников.

Филип поблагодарил его, зная, что никогда не воспользуется преимуществами этого предложения. «Я имею в виду, а как же Анжелика? И ведь можно… можно заразиться одной из этих гнусных болезней, гонореей, к примеру, или французской болезнью, которую французы называют английской болезнью, а врачи зовут сифилисом, и которая, как упирал на это Джордж Бебкотт в разговоре со мной, процветает под любым именем во всех азиатских и индийских портах, открытых для иностранцев, „или вообще в любом порту, если уж на то пошло, Филип. Я отмечаю здесь много случаев этой болезни среди японцев, и не всегда они заразились ею от европейцев. Если вы имеете такого рода наклонности, надевайте чехольчик; чехольчики, правда, не всегда безопасны, и большого добра от них ждать не приходится. Лучше вообще не стоит, если вы понимаете, о чем я говорю“».

Филип Тайрер вздрогнул всем телом. С женщиной он был только однажды. Два года назад после сдачи последних экзаменов они с друзьями-студентами устроили шумную попойку в пабе «Звезда и Подвязка» на Понт-стрит. «Пришло время, Филип, старина. Мы обо всем договорились, она сделает это за два пенса, ведь правда, Флосси?» Она разливала пиво у стойки, разбитная девчонка лет эдак четырнадцати. Соитие произошло второпях, в крохотной, пропахшей потом и ещё бог знает чем комнатенке наверху — пенни ей и пенни хозяину паба. Несколько следующих месяцев он прожил в смертельном страхе, что заразился.

— В нашей Ёсиваре к нашим услугам более пятидесяти Чайных домиков, как их называют, или гостиниц, все они имеют лицензию и подчиняются властям, каждый день строятся новые. Но будьте осторожны, не ходите никуда в Пьяном Городе. — Пьяным Городом называлась менее презентабельная часть Поселения с низкосортными барами и дешевыми постоялыми дворами, лепившимися вокруг единственного европейского борделя. — Это место для солдат, матросов, неудачников, игроков, искателей приключений, вообще всякого сброда, они собираются там, потому что там их терпят. В каждом порту есть такие люди, потому что у нас ещё нет полиции, нет законов об иммигрантах. Может быть, Пьяный Город и служит нам своего рода перепускным клапаном, но бывать там с наступлением темноты неразумно. Если вам дорога ваша записная книжка и личные вещи, не берите их туда. Мусуко-сан заслуживает лучшего.

— Что?

— А, очень важное слово. Мусуко означает «сын», или «мой сын». Мусуко-сан дословно означает «достойный сын» или «господин мой сын», но на местном жаргоне — «мужской член», или «мой досточтимый член», просто и хорошо. Девушек называют мусуме.

Само по себе слово означает «дочь», или «моя дочь», но на языке Ивового Мира это влагалище. Вы говорите своей девушке: Конбанва, мусуме-сан. Добрый вечер, chérie. Но если вы скажете это с искоркой в глазах, она поймет, что вы имеете в виду: «Как она? Как поживает твоя Золотая Ложбина?» — так китайцы иногда называют эту дорогу мужчины в рай — они очень мудры, эти китайцы, потому что стенки её и впрямь выстланы золотом, она питается золотом и открыть её может, так или иначе, только золото…

Тайрер откинулся на подушку, забыв о своей тетради. Мысли теснились в его голове. Прежде чем он осознал это, маленькая книжечка юкиё-э, которую он прятал в портфеле, оказалась открытой у него на коленях, а сам он увлеченно рассматривал картинки. Спохватившись, он захлопнул её и убрал назад.

Что толку любоваться на грязные картинки, подумал он, снедаемый отвращением к самому себе. Свеча оплывала. Он задул пламя и улегся в темноте, ощущая знакомую боль в низу живота.

Какой же Андре счастливчик! Совершенно ясно, что у него есть любовница. Это должно быть восхитительно, даже если только половина из того, что он говорил, правда.

Интересно, смог бы и я заиметь такую же? Смог бы купить контракт? Андре уверял, что многие здесь так поступают, снимают маленький частный домик в Ёсиваре, о котором, если таково будет ваше желание, никто не узнает: «Ходят слухи, что у всех посланников есть любовницы-японки; сэр Уильям-то уж точно ходит туда по крайней мере раз в неделю — он думает, что для всех это тайна, но все шпионят за ним и смеются. Не ходит голландец, про которого говорят, что он импотент, и русский, который открыто предпочитает наведываться в разные дома…»

Стоит ли мне рискнуть, если это окажется мне по карману? В конце концов, Андре дал мне особый повод: «Чтобы быстро выучить японский, мсье, обзаведитесь спящим словарем — это единственный способ».

Однако его последней мыслью, перед тем как сон завладел им, было: «Интересно, почему это Андре был так добр ко мне, так разговорчив со мной? Редко француз ведет себя столь открыто с англичанином. Очень редко. И как странно, что он ни разу не упомянул об Анжелике…»

Время близилось к рассвету. Ори и Хирага, вновь облаченные с головы до пят в одежду ниндзя, вышли из своего укрытия в строениях храма, откуда была хорошо видна вся миссия, и молча побежали вниз с холма, через деревянный мост, потом свернули в узкую улочку, добежали до её конца, свернули в другую. Хирага бежал впереди. Их заметила бродячая собака, зарычала, бросилась им наперерез и умерла. Уверенная короткая дуга, которую описал меч Хираги, была почти неуловима глазу. Он заспешил дальше с обнаженным мечом в руке, почти не спотыкаясь в темноте, углубляясь все дальше и дальше в лабиринт городских улиц. Ори осторожно следовал за ним. Сегодня ночью его рана начала нагнаиваться.

У стены какой-то лачуги на безопасном перекрестке Хирага остановился.

— Здесь все тихо, Ори! — прошептал он.

Торопливо оба самурая выскользнули из одежды ниндзя, затолкали её в мягкую котомку, которую Хирага нес за спиной, и переоделись в ничем не примечательные кимоно. С огромной тщательностью Хирага вытер меч куском шелка, который все самураи носили специально для этой цели, чтобы предохранить клинки от ржавления, потом убрал его в ножны.

— Готов?

— Да.

Хирага снова пустился в путь, уверенно выбирая дорогу, держась в тени, где это было возможно, останавливаясь перед каждым открытым пространством до тех пор, пока не убеждался, что им ничего не грозит, не видя ни души и ни с кем не сталкиваясь, потом бежал дальше, направляясь к их убежищу.