— Может, и грохнули. Наше ли это дело, подруга? Завтра поедем к морю, посоветуемся с Маневичем.

Все время забываю, что нас, посвященных, трое! Не столько пользы, сколько Катьке лишний повод пообщаться с Жоржиком.

— Ладно, — решила я. — Если завтра едем, то надо пораньше встать. Давай тогда уже спать укладываться.

— Давай! — охотно согласилась Катька и спохватилась: — Нет, ну а ты-то у меня просто звезда сегодня! Сам губернатор в твою сторону улыбался. И китаец твой такой приличный парень оказался!

— Какой он мой?!

— Ну, вы ж соавторы теперь! Пусть гонорарами делится!

— Нужны ему эти гонорары! Он славы ищет. А денег у него, думаю, как грязи.

— Ну да. Чувствуется. Надо же! И правда, у них какое-то экономическое чудо! А мы все со своим менталитетом справиться не можем.

На этой философской мысли мы и разошлись по спальням.

Утром я проснулась пораньше, разбудила Катьку, мы традиционно побросали в сумки наше барахло и отбыли ловить последние солнечные дни.

Ехать решили на пароме. Хватит нам перевалов и речных переправ! Проехать опять через мост, под которым покоится джип Павленко, я бы не смогла. А на пароме — красота! Мы чинно загнали Пусика на палубу. Бородатый мужик со зверской пиратской рожей рыкал в рупор:

— «Хонду» — к правому борту! Ставь справа, мать твою! «Прадик» загоняй под зад «хонде»! Кому говорю, ставь носом, «хонде» в жопу!

Мы слегка ошалели от таких команд, но все исполнили. После чего оставили машину на нижней палубе и поднялись на верхнюю, пассажирскую.

Ох, люблю я свою родину в конце лета — начале осени! Синие волны и розовые скалы! Белые облака и бирюзовое небо! Тут тебе и Испания, и Турция, и Норвегия в одном бокале. Жаль только, что сезон недолог — месяц-полтора. И все равно, хорошо! «Синее море, белый пароход! Сяду, поеду на Дальний Восток!» — пришла на ум детская песенка.

— Марин! Мы с тобой вроде как в большом круизном плавании! А что, может, рванем по правде куда-нибудь, например в Италию? Там машину напрокат возьмем и по городам поедем, ну там во Флоренцию, в Венецию! А можно и в Париж!

«Остапа» явно несло, но я спорить не хотела, пусть мечтает человек. Катька приняла банковскую карточку Павленко как родную и срослась с ней и в жизни, и в мечтах. Мало тряпок, еще и круизов хочется!

Облокотившись о поручень, я смотрела на волны. Мне бы не мешало поразмышлять о сложившихся обстоятельствах. Из-за приезда Дешеня, презентации и боязни разоблачения моего самоуправства с переводом как-то на второй план отошел утонувший джип с мертвым хозяином. А тем временем вопрос остается открытым. Павленко ищут, а мы знаем, где его тело, и молчим. Хуже того, мы припеваючи транжирим его деньги. Нехорошая ситуация вырисовывается…

Выкатившись с парома под бойкие команды бородатого с рупором, мы уже через пятнадцать минут были на базе.

— Цивильно! — порадовалась Катька. — Никаких тебе пыльных перевалов. Пару часов подышали морским воздухом и — на месте. Старая истина — деньги решают все!

На базе Иришка снова заселила нас в прежнее бунгало и доложилась:

— Тут про вас все время художник высокий такой справлялся. Мол, скоро ли приедете?

Катька явно обрадовалась и бросила на меня победный взгляд. Мне оставалось только пожать плечами — этих мужиков не угадаешь! А у подруги моей явно наклевывалась личная жизнь. Глазенки ее блестели, на щеках румянец. Прям невеста готовая. Не обманули бы девушку!

Мы по-быстрому переоделись. Кто б признал в нас, нынешних, тех двух затюканных проблемами девиц, приезжавших сюда несколько недель назад? Как-то сама собой и вальяжность прорезалась, и уверенность в собственной значимости. А ведь всему причина — иная упаковка. Тряпочки на нас столь простого и ладного кроя, что нет сомнений в их заоблачной цене.

Катька переоделась в миленький холщовый сарафанчик от Дольче и Габбана, в руках — парусиновая сумка, при взгляде на которую возникают ассоциации с белыми яхтами и золотыми якорями. Картину завершала простенькая соломенная шляпка за триста баксов. Да и я рядом не хуже. Шортики, маечка, бейсболка и пляжные тапочки в сумме своей по стоимости превышают наш былой месячный расход. Раза в два где-то.

И двинулись мы, красивые, на поиск Катькиного принца. Подружку мою так и подмывало рвануть аллюром по близлежащим окрестностям. Но гардеробчик обязывал шествовать неспешной походкой от бедра. Эдаким элегантным образом мы прогулялись вдоль побережья, заглянули в основные бары, но Маневича не нашли.

— Может, он на скале? — предположила Катька печально. — Море в лучах заходящего солнца малюет.

— Все может быть, — согласилась я и тоже впала в уныние — перспектива карабкаться на скалу не прельщала.

Мы решили поужинать, потом еще раз обойти побережье — должен же он спуститься когда-нибудь! Что ему делать на скале в потемках-то?

Мы подались в шашлычную, и первым, кого увидели за столиком на террасе, был Жоржик. Он сидел в одиночестве, тянул вино из высокого бокала, любовался морем, блестящим на фоне заката, и, видимо, думал о Катьке. По крайней мере, нам этого очень хотелось.

Катька подкралась сзади и нежно закрыла его глаза руками.

— Девчонки! — сразу угадал он. Не очень определенно, конечно, но — не придерешься.

Катька поверила, что девчонок на побережье всего две (я и она), и радостно чмокнула Жоржа в щеку:

— А вот и мы! Приехали!

Тем не менее он разулыбался нам вполне искренне и усадил за свой стол:

— Самый удачный столик в этом кафе. Я всегда стараюсь его занять.

Он был прав. Стол стоял на террасе возле перил. С одной стороны он всегда был в тенечке, с другой — обдувался легким морским ветерком, с третьей — куда ни кинь глазом — море, море, еще раз море и небо. Глаз не оторвать. Сиди весь день и любуйся. Хоть в жару, хоть в дождь.

— Вы какие-то другие приехали, — оценил художник.

Надо отметить, что он тоже выглядел весьма импозантно. Ну, во-первых, как всегда, небрит. Однако при этом в приличном, почти белом льняном костюме, причем пиджак надет на голое тело, а на ногах — мокасины на босу ногу. Загорелый такой, высокий спортивный молодой мужик, темные отросшие волосы зачесаны назад, светлые глаза. Иглесиас, да и только! Не-е, Жорж Маневич! Однако в нем и правда что-то есть. У Катьки глаз — алмаз.

— Просто красотки! — продолжал удивляться он. — Что стряслось-то за эти две недели?

Для начала рассказали ему про мой перевод и презентацию. Жоржика это очень развеселило, он смеялся, подливал нам вино, вскорости мы почувствовали его самым близким другом, и Катька раскололась о нашем бесчестном поступке по растрате чужих денежных средств. Он нас не осудил, а только развеселился еще больше. И тогда мы выложили ему все, что удалось узнать про Павленко, а также о том, что труп его еще не найден. Жорж призадумался: