Вскоре Шапиро ввел иглу двадцать второго размера в одну из грудных вен и оттянул рукоятку поршня до тех пор, пока она не поддалась, наполняя цилиндр багровой из-за низкого содержания кислорода кровью. Он ввел скользкую проволочку, смахивающую на тонкую гитарную струну, в иглу и провел ее в вену. Когда он удостоверился, что проволока вошла в вену, он извлек иглу.

– Никогда не отпускай проволоку, – сказал он, и я нервно кивнул в ответ.

Шапиро надел на проволоку пластиковый катетер и вынул ее из вены, оставив катетер на месте. Затем он ввел в пустую сердцевину катетера тонкий электрод и осторожно стал продвигать его к сердцу. На экране рентгеновского аппарата было видно, как проволока загибается в сердце, словно змея, готовящаяся к нападению. Соприкоснувшись с поверхностью правого желудочка, она едва заметно изогнулась. Катетер извлекли, а проволока электрода осталась на месте. Потом Шапиро провел вторую проволоку через крупную вену и подвел ее к поверхности левого желудочка. Он разместил генератор, который был размером с кредитную карточку, но около сантиметра толщиной, в подготовленный кармашек в грудной мышце и подсоединил его к проволочкам.

Мы закончили. Все усилия последних месяцев были не напрасны, и Джек, мой «магнитный» пациент, наконец-то обзавелся дефибриллятором.

Теперь пора было проверить устройство, вызвав у Джека фибрилляцию. Представитель компании Medtronic, галантный седеющий мужчина, который присутствовал на процедуре, чтобы помочь с испытанием устройства, позвал меня с другой стороны кабинета:

– Идите сюда, – сказал он, стоя у маленького компьютера. – Теперь вам надо «убить» своего пациента.

Мне нужно было простимулировать его сердце в период уязвимости, чтобы вызвать фибрилляцию желудочков. Я нажал несколько клавиш, отдавая команду три раза синхронизироваться с ударами сердца, а потом дать еще один импульс через фиксированный промежуток времени, и попытался подобрать момент под период уязвимости, чтобы вызвать остановку сердца. Поток электрических импульсов издавал забавные мультяшные звуки, словно Pac-Man[62], поедающий точки. Сначала я настроил подачу дополнительного импульса через 330 миллисекунд. На экране появилось несколько загогулин, но ритм быстро пришел в норму. С таким же результатом я проверил 320, 310 и 300 миллисекунд. Успехом увенчалась следующая попытка – на 290 миллисекунд. На экране частокол сердечного ритма Джека сменился синусоидальной волной, колеблющейся на нескольких разных частотах. Это и была желудочковая фибрилляция, ритм смерти.

– Процесс пошел, – с радостным возбуждением сообщил представитель производителя. Он начал вести отсчет: – 5… 10… 15…

Дефибриллятор был запрограммирован на разряд через восемнадцать циклов синусоидальной волны. Хотя в течение всей операции Джек бодрствовал, сейчас я обнаружил, что он потерял сознание. Я услышал глухой удар, словно кто-то ударил кулаком в костлявую грудь Джека, и его тело слегка подпрыгнуло на столе. Дефибриллятор сработал. Экран показал острый пик, паузу, а затем ЭКГ вернулась в норму. Медсестра слегка похлопала Джека по щекам:

– Просыпайтесь, – сказала она. – Мы закончили.

После процедуры я спросил у Шапиро, что бы мы делали, если бы не сработал ни имплантируемый, ни внешний дефибриллятор.

– Такое уже случалось, – ответил он. – Иногда попадаются такие вялые сердца, что устроить фибрилляцию можно, а вывести из нее – уже нет. – Он замолк и стал вытирать руки. – Нас это не радует, – сказал он, словно вспомнив какой-то нехороший случай. Он снова взглянул на меня и повторил: – Нас это не радует.

* * *

Через несколько недель Джек пришел ко мне на прием в клинику. Он был в своем котелке и винтажном пиджаке и казался еще более стильным, чем обычно. Он сказал, что лучше себя чувствует. Он прибавил в весе. Его лицо выглядело ярче и свежее, чем обычно.

Он перестал пользоваться своими магнитами, потому что больше не мог прикладывать их к телу, не нарушив работу дефибриллятора. (Скорее всего, именно из-за этого он так долго отказывался от имплантации этого устройства.) Я осмотрел место имплантации. Оно было еще покрасневшим, но сухим и ровным. Разрез был прикрыт небольшими пластырями.

– Надомный медбрат посоветовал мне дополнительный диуретик для снятия отека ног, – сообщил Джек, бодро залезая на смотровой стол. – Что вы об этом думаете?

Я не смог сдержать улыбки. Я уже много месяцев советовал ему принимать диуретик.

– Думаю, это хорошая идея, Джек, – ответил я.

Он напомнил мне, что прежде чем выписаться из больницы после операции, он согласился принимать больше фозиноприла, одного из прописанных ему кардиологических лекарств. «Иногда у меня от него кружится голова, – сообщил он. – Можно, я буду принимать половину дозы?» Я рассмеялся. Джек, когда-то бывший моим самым непокорным пациентом, наконец-то встал на сторону современной кардиологии. Кто бы мог подумать, что для этого надо было всего-то воскресить его из мертвых?

Прежде чем я успел ему ответить, Джек напомнил мне, что врачи в больнице сказали ему не принимать его растительные БАДы.

– Они прописали мне магний, но в форме глюконата, а он не усваивается, – раздраженно сообщил он мне. Как только он вернулся домой, то тотчас вернулся к приему своего натуропатического коктейля. – Я наконец чувствую себя лучше, – сказал он. – Больше я такого не допущу.

11. Запчасти

Для умирающего человека <пересадка сердца> – это несложный выбор. <…> Если лев погонит вас к берегу реки, кишащей крокодилами, вы прыгнете в воду, надеясь, что у вас будет шанс доплыть до противоположного берега.

Кристиан Барнард, хирург из ЮАР

Губы матери были накрашены толстым и небрежным слоем красной помады. Ее глаза опухли, а волосы были собраны в узел на затылке. На ее коричневых, покрытых оспинами щеках виднелись дорожки от слез. Завидев меня, она снова начала плакать.

Мы оба понимали, что ее двадцатипятилетний сын Хариндра умирает. Я с ужасом ожидал этой беседы, которую мы уже давно должны были провести, и, судя по всему, я был в этом не одинок.

Каждый раз, когда я говорил ей, что нам надо обсудить состояние ее сына, она отправляла меня разговаривать со своим мужем, отцом Хариндры. Он был простым человеком, продавцом, который тихо сидел, сжав зубы, даже когда его жена выла от горя. Когда он больше был не в силах терпеть ее плач, он обнимал ее одной рукой и угрюмо говорил: «Хватит, женщина, прекрати».

Свернувшись на каталке в комнате экстренной помощи, их сын хватал ртом воздух. Его дыхание за последние несколько дней заметно участилось, потому они и привезли его в больницу. Обметанный рот, запавшие глаза, впалые виски – он лежал на простыне в неестественной позе, согнувшись почти пополам; это было