- Домой, - чуть качает в итоге головой и проскальзывает на сидение, вбивая адрес в навигатор. 

- Ты далеко забралась, - комментирую, заводя мотор. Громова откидывается на спинку сидения, пристегивается, прячет от меня глаза и их выражение. Отвечать не собирается.

Я трогаюсь с места, вливаюсь в поток, дождь барабанит по стеклу, ветер гнет редкие деревья и вырывает зонтики из рук прохожих. А в машине запах Громовой и тихие звуки ее дыхания. В какой-то момент я ловлю себя на том, что вслушиваюсь почти с одержимостью, втягиваю в себя запах почти с болезненным наслаждением.

- Зачем тебе Бемби, Аарон? – нарушает Эли тишину, когда мы уже на МКАДе.

- Как думаешь? – мне интересно, что она скажет, мне хочется понять, какие мысли бродят в ее голове. Люди… иные… без разницы, но чаще всего спрашивая мы все надеемся на определенный ответ. Ответ, который предпочтительнее, безопаснее.

- Я не знаю, - отвечает Громова открыто и откровенно. - Мне казалось, что ты хочешь себе карманную собирательницу, может, чтобы убирать врагов, может, чтобы держать их под контролем…

- У меня нет врагов, Эли, - хмыкаю, качая головой. Громова немного удивленно вскидывает брови, понимает реплику правильно и щурится немного хитро. Она вообще на удивление все правильно понимает.

- Значит, должников, - ловит собирательница за кончик оборванную нить мысли, - но сейчас… - и снова останавливается.

- Сейчас… - помогаю я.

- Бемби – ребенок, - отвечает Эли, и мне на миг кажется, что теперь я потерял нить разговора. Что где-то упустил суть. Проходит несколько мгновений прежде, чем до меня доходит. Ведь Кукла и правда ребенок. Капризный, требующий слишком много внимания, усилий, времени.

- Поверь, ее желания очень далеки от детских.

- Тело созрело, а мозг не успел. Дерьмо случается, - усмехается Громова. – Так зачем она тебе?

- Я обещал помочь, - пожимаю плечами, сворачивая с трассы.

- И все?

- И все. Я стараюсь не нарушать собственных обещаний, Элисте – Карма и друг…

- Гордыня? – улыбается Лис, перебивая. Улыбается с пониманием. Я хохочу. Ничего не могу с собой поделать. Смех вырывается сам собой, вопреки желаниям и здравому смыслу.

- Подловила. Она. 

- Не забудь объяснить это Бемби, - Эли трет виски и хмурится, поглядывая на часы на приборной панели, переводит взгляд в окно. – Здесь сверни за магазином, так будет быстрее, - указывает она на поворот.

- Ревнуешь? – дергаю я уголком губ, возвращаясь к прерванной теме. Мы оба знаем, что я не серьезно, и что за этим вопросом скрывается другой. 

- Боль больше необходимого минимума – сомнительный стимул, Аарон.

- Ты поговоришь с ней? Объяснишь? Потому что, кажется, у меня не вышло.

У Элисте на лице в этот момент мелькает столько всего: от нежелания до мучения, что мне снова хочется расхохотаться, но я держусь. Стараюсь ничем себя не выдать.  Просто жду.

- Поговорю. Возможно, лучшее для нее – это закрыть все, пока не поздно.

- Боюсь, что уже поздно, - признаюсь, лавируя по узким улочкам. – Какой подъезд?

- Третий. Почему поздно, Аарон?

- Кукла страдает от тоже недуга, что и я. И гордыня в ней сильнее здравого смысла и чувства самосохранения.

- Ауч, - дергает головой Элисте, отстегивает ремень.

На улице все еще дождь, Эли все еще в майке на голое тело, и я тянусь назад, чтобы дать ей оставленную куртку. Не хочу ее отпускать. Выхожу из машины следом и иду рядом, как верный пес. Мне даже интересно, когда перестанет клинить. Торможу, дергаюсь, как мальчишка, как человек. Не знаю, что говорить и о чем молчать.

Эли поворачивает ко мне голову, только стоя в подъезде, сжимает куртку, накинутую на плечи, у горла, смотрит немного растеряно и снова с каким-то вопросом. Но спросить опять не торопится. У меня несколько вариантов: она может спросить обо мне, о Кукле, о том, что я, черт возьми, делаю в одном с ней лифте, о «Безнадеге», даже об Игоре.

Но спрашивает совершенно о другом, о том, что почти выбивает почву из-под ног, о том, о чем меня ни разу до этого так открыто никто не спрашивал. Поднимает ко мне взгляд, всматривается в лицо, будто впитывает в себя. В тишине и интимности лифта вопрос почти оглушает.

- Что между нами, Аарон? – никакого кокетства, игривости, напыщенности.

- Не знаю, - я правда не знаю. Не понимаю. Всего слишком много и все слишком быстро. Звучит по-бабски, снова непохоже на меня, но… по-другому не получается. Я не хочу врать, а правды не понимаю. Несколько коротких встреч – и я как поломанный, как горящая проводка, как замкнувший транзистор. – Но… что бы это ни было, я хочу попробовать. Дашь мне возможность понять? Время?

- Ты разочаруешься, - Элисте вдруг отворачивается, напрягается, прячется от меня. И последние слова отчего-то отдаются эхом в голове. Там что-то важное за этим всем. Что-то болезненное и острое. Не неуверенность, не проблемы с самооценкой, что-то другое.

- Нет, - я кладу руки Лис на плечи, прижимаю к себе. В этот момент лифт останавливается, открываются двери. Снова закрываются, потому что я не тороплюсь ее отпускать, выходить. – Только, знаешь, разочарование – это сломанные ожидания. Но я ничего не жду, ненавижу ждать, - шепчу на ухо.

- Аарон…

- Ожидание – перекладывание ответственности, Эли, и моя гордыня сломает мне хребет, если я просто задумаюсь об этом. 

Элисте немного расслабляется, тянется рукой к кнопке открытия дверей.

- Хорошо, - кивает, выскальзывая из моих рук, а я еще какое-то время рассматриваю узкую спину. Чего же ты хочешь, Элисте? Что с тобой случилось?

И кто, мать его, ждет тебя за этой дверью, к кому ты так торопишься и о ком переживаешь?

Элисте Громова

В квартиру я вхожу с нелепым чувством вины и облегчения. Вина – из-за Вискаря, нелепость – из-за вины, облегчение – тут постарался Зарецкий. И я совершенно не понимаю, какое из этих чувств сильнее. В голове роятся мысли, сразу обо всем, наползают друг на друга, толкаются, сбиваются в кучи, гудят и не дают ни за что ухватиться.

Но стоит мне оказаться в квартире, все тут же выходит само собой. Проблемы надо решать по мере их поступления, и первое на повестке сегодняшнего дня – голодный сопливый кот.

- Вискарь, - бормочу, натыкаясь взглядом на соплежуя, встречающего у порога. Он реально ждет, реально встречает, на морде – упрек.

Мы пялимся друг на друга, наверное, достаточно долго, потому что я пропускаю момент, когда мимо протискивается Зарецкий, закрывая дверь.

- Ты назвала кота Вискарь? – спрашивает Аарон, приседая на корточки, рассматривая животное. Животное на него внимания не обращает, пялится по-прежнему на меня.