В 1924 году в город Рыльск Курского уезда прибыла труппа из прославленного Русского драматического театра, основанного в 1882 году в Москве Федором Коршем. Первым спектаклем, поставленным Коршем, стал «Ревизор» Гоголя. Но актеры, дававшие представления в Рыльске, разочаровали публику, и последний акт пьесы им пришлось разыгрывать перед судьей. Предоставим слово журналисту, освещавшему эту историю: «Отчего же лучшие силы театра Корша вдруг так скверно играть стали? – Оттого, что они вовсе не „силы“, а самозванцы. И Ильинский их – самозванец. Лжекоршунец. Вот как были на Руси лже-Дмитрий, а в Персии лже-Смердис». От истории к вымыслу, к Хлестакову, к пьесе, разыгранной на подмостках, и обратно – от театра к реальности с выходом на сцену Успенского, Балашова, Улиссова, лжекоршевцев и многих других. Все роли скомпрометированы: от первого царя, притязавшего на особые отношения с Богом, и первого Лжедмитрия, лишившего его этой монополии, до настоящих актеров, которые играли в пьесе Гоголя о самозванце и стали, в свою очередь, жертвами обмана со стороны каких-то самозваных лжеактеров. Огромный театр России, в котором матрешкой уместились все самозванцы и все сыграли в одной пьесе о самозванстве, кусавшем себя за хвост.

Появление двойников церковных иерархов, распространение бесчисленных «христов», «богоматерей», «богов», ряд которых провозглашали себя российскими императорами, суть явления, характерные для среды, где люди и общественные институты разделялись на истинные и ложные. Здесь мы видим одновременно и следствие реформы Русской православной церкви, и результат расширения культуры самозванства. Собор 1667 года решительно осудил старообрядчество, отнеся его к разряду ересей. С этого момента, по мысли Пьера Паскаля, «существует две церкви: одна непременно ложная, другая – истинная». Не то чтобы в России их действительно насчитывалось всего две; просто у каждого верующего была своя, истинная церковь и другие – ложные. Церковь признала эту раздвоенность, описав ее в соответствующих выражениях: округа, основанные общинами староверов, были названы ею «лжекафедрами».

Конечно же, в глазах официальной Церкви архиереи в этих округах были самозванцами, но некоторые из них казались таковыми и самим староверам. В отличие от беспоповцев, поповцы признавали роль духовенства, жили в городах и считали необходимым соблюдение таинств, включая и брак. Поповцы отошли от официальной Церкви не из догматических соображений, но из верности традиционным обрядам, поэтому в их церкви сохранились три степени священства, существующие в православии: архиереи, иереи и диаконы. Однако с помощью репрессий правительству удалось подавить сопротивление духовенства, и к концу XVII века, после того как умерли своей смертью или были казнены архиереи, преданные старой вере, после того как ушло поколение священников, рукоположенных до 1654 года по старому образцу, старообрядцы начали испытывать нехватку в иереях. Чтобы посвятить в сан новых иереев, им нужен был архиерей. Архиерея могли рукоположить в сан только два других архиерея или митрополит. Действующие архиереи не были склонны рукополагать в сан архиереев-старообрядцев; больше того, сами они в глазах сторонников старой веры не являлись истинными архиереями, поскольку в свое время их посвятили в сан по новым правилам. Что касается украинских, молдавских и греческих архиереев, то старообрядцы подозревали, что их крестил не через погружение в воду, а через обливание, а это автоматически лишало их всякой легитимности. В 1715 году поиск архиерея стал для староверов главной заботой. Как водится, подобное предприятие привлекало массу авантюристов, поскольку архиерейское звание давало возможность обогатиться за счет взяток, получаемых в обмен на согласие рукополагать в священники. Больше всего члены старообрядческих общин опасались наткнуться на мошенника, что случалось довольно часто. В огромной стране с крайне неразвитой системой коммуникации, где стихийно возникали очаги институциональной и доктринальной церковной легитимности, число самозваных священников, начиная с XVII века, оказалось весьма внушительным. Несколько лет староверам морочил голову некий Афиноген, называвший себя епископом Лукой, затем «кубанский епископ» Анфим, чья паства, состоявшая из казаков, в итоге утопила его в Днестре, связав ему руки и ноги и повесив на шею тяжелый камень. Даже официальной Церкви суждено было столкнуться с поддельными епископами и архиепископами, как свидетельствует случай с Афиногеном Крыжановским, в реальности, вероятно, простым монахом. В 1630–1667 годах его имя было у всех на устах, и он даже стал героем известной сатиры.

Поповцам удалось мало-помалу выстроить собственную иерархию, альтернативную официальной Церкви и не признававшейся ею. Исследователь старообрядчества А. С. Пругавин сумел проследить судьбу нескольких представителей этой иерархии. В 1854 году в монастырь был заключен лжеархиепископ Аркадий, рукоположенный в 1847 году в Австрии греческим митрополитом Амвросием, находившимся в бегах. В это же время туда заключили «епископа» Олимпия, рукоположенного Аркадием, и «лжеиерея Семенова». Их имена было запрещено употреблять в официальной переписке, и они фигурировали там под номерами: 1, 2 и 3. В 1859 году в тюрьму попал Козьма Смирнов, ставший в Австрии епископом Кононом. В 1863 году дошла очередь и до лжеепископа Геннадия Пермского, рукоположенного Антонием, «архиепископом владимирским и всея России», но тоже с приставкой «лже» (по крайней мере по мнению властей). Список суздальских лжеепископов, попов и монахов также весьма внушителен. По замечанию одного современника, в России действовала «самозваная иерархия», управляемая из Москвы лжепатриархом Антонием, которому подчинялись лжеепископы, разделившие между собой лжекафедры от западных границ до Сибири. Власти не знали к ним снисхождения: Аркадий, Конон и Геннадий были выпущены на свободу только в 1881 году, проведя в заключении 27, 23 и 18 лет соответственно, причем около десяти лет – в одиночных камерах. Пругавин по этому поводу замечает, что преследования старообрядческого духовенства, совершавшего богослужение частным образом, были противоправны, поскольку закон запрещал только публичное отправление ими культа.

С середины XVII века значительное число православных верующих состояло в сектах. Часть сектантов образовала новую секту, секту скопцов. Весь XIX век шла миграция хлыстов и скопцов в Сибирь, куда их переселились несколько тысяч. Впрочем, в начале XX века их можно было встретить уже на территории почти всей европейской части России. Священный Синод негодовал, видя среди членов секты дворян и помещиков обоих полов, архимандритов и настоятелей монастырей. Представители известнейших купеческих династий Москвы и Петербурга – Солодовниковы, Колесниковы, Плотицыны и другие – составляли костяк секты. Ее основатель Кондратий Селиванов жил в богатом петербургском доме купцов Ненастьевых и пользовался благоволением Павла I и Александра I. Среди его самых частых посетителей были обер-прокурор Синода князь Александр Голицын и граф Петр Толстой, бывший военный губернатор столицы. У дверей его дома день и ночь стояли кареты, украшенные гербами родов, составлявших цвет российского дворянства; губернаторов и министров сменяли вельможи и полицейские начальники. В XX веке мода на скопцов и хлыстов спала, уступив место увлечению сектами, не требовавшими столь сурового аскетизма; но два процесса над скопцами, прошедшие в Ленинграде в 1929 и 1930 году, обнаружили существование в одном только городе по меньшей мере четырех скопческих «кораблей», причем два из них объединяли несколько десятков оскопленных женщин, почти исключительно работниц текстильной фабрики имени Желябова. В Москве в это же время насчитывалось около 500 адептов этой секты, несколько десятков которых уже были оскоплены.