Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Владимир Шипков надеется, что вместо прописанного в законопроекте полного запрета на контакты фармкомпаний с врачами в стенах лечебного учреждения в рабочее время также появится более мягкая формулировка, разрешающая встречи и в индивидуальной, и в коллективной форме.
Принципиальная позиция AIPM, подчеркнул руководитель ассоциации, в том, что не надо загонять этот сегмент в тень и тем самым делать более коррупционноемким, чем сейчас. Наоборот, нужно предложить цивилизованные формы такого общения в стенах медицинского учреждения, но чтобы не было ущерба для пациентов. “Процесс общения должен быть открытым и добровольным. Не захочет врач встретиться – он и не встретится, – поясняет Владимир Шипков. – Однако ведь не только врач заинтересован в получении новой информации о препарате, но и любая уважающая себя фармкомпания после вывода лекарства на рынок продолжает изучение его действия, собирает информацию о побочных эффектах. От кого еще, если не от практикующих врачей, можно получить эти сведения? Так что такое общение нужно обеим сторонам. А как его организовать, чтобы не было злоупотреблений, – это технический вопрос. Можно, например, проводить такие встречи в специально отведенном помещении, и если надо, то с использованием технического оборудования”».
Что касается успешности этих действий, то, как известно, кое-какие поправки в этот законопроект внести в конце концов удалось, но они были довольно незначительными.
Мой рассказ уже затронул такие явления, как фальсификация лекарств и контроль их качества. Эти темы очень много обсуждались в прессе, и, как у нас часто бывает, вместо того, чтобы эффективно пресечь это зло (которое действительно в некотором объеме существовало и существует), все обсуждения привели к двум негативным следствиям.
♦ Создалась здоровенная «кормушка», которая эффективно выкачивала деньги из населения и скармливала их разнокалиберным чиновникам по всей стране. Бизнес в этой схеме выступал в роли исполнителя, действующего по законодательному принуждению и тоже оплачивающего часть издержек.
♦ Население, запуганное бесконечными спекуляциями на эту тему, утратило (слава богу, только частично) доверие к аптекам и к фармбизнесу вообще. Если теперь какому-нибудь человеку с улицы сказать, что работаешь в фармкомпании, то с большой вероятностью услышишь в ответ: «А, фальшивые лекарства продаете…»
И это притом, что даже во время разгула фальсификационной активности Брынцалова доля фальсификатов на рынке не превышала 3 % (а обычно 0,5 % и меньше). И сами фальсификаты были незаконными в том плане, что за них не платились отчисления западной компании-владельцу бренда, но при этом в подавляющем большинстве они имели внутри нужные действующие вещества и не причиняли вреда здоровью людей.
Поскольку тема действительно для многих важна, я хочу продолжить рассказывать о том, что мне известно в этом отношении, – например, о том, как пытались бороться с этим явлением внутри самого «фармацевтического сообщества», как потом вводили систему обязательной сертификации и что из этого в конце концов вышло.
Я уже упоминала, что тема разного рода контрафакта на рынке довольно активно обсуждалась участниками рынка на всех конференциях и в ассоциациях. Замечу сразу, что в понятие «контрафакт» обычно включают и любого рода имитации, которые выпускаются в упаковке и под маркой популярных лекарств, но производители при этом ничего не платят владельцам марки (то, чем «баловался» Брынцалов в свое время), а также продукцию, попадающую в страну по разным каналам «черного» и «серого» импорта. На самом деле если эти явления вдруг сильно распространяются на рынке, то чаще всего это значит, что соответствующей деятельностью активно занимается как минимум одна крупная компания, имеющая при себе несколько вспомогательных фирм. По моему опыту, обычно хорошо известно, кто и в чьих интересах это делает – это нетрудно понять после внимательного (но на самом деле совсем несложного) анализа рынка. Попросту надо посмотреть на то, что продается на рынке по ненормально низким ценам и кто это делает, – и все становится ясно. В подтверждение своих слов я ссылаюсь на историю Брынцалова и на историю о неназванном «сером» импортере, которая была поведана на одной из конференций Адама Смита.
Иначе говоря, государственным властям бороться с этим злом на самом деле достаточно просто – было бы желание. Не требуется каких-то особенных дорогостоящих процедур, специально обученных армий специалистов и т. д. Достаточно недолгой работы нескольких аналитиков и следователей в обычном порядке. Причем если единожды твердой рукой пресечь такие безобразия, то по второму разу они пышно не расцветают – российские предприниматели отлично умеют определять, какие именно из наших законов ДЕЙСТВИТЕЛЬНО надо исполнять.
К сожалению, власти пошли не по этому простому пути, а совсем по другому, наиболее неудобному и дорогостоящему для бизнеса и населения. В прессе была раскручена шумная кампания, которая довела население до уверенности, что у нас в стране вообще большая часть лекарств фальшивая. На самом деле даже в моменты максимальной активности «контрафактных» компаний, как уже упоминалось, этот контрафакт не превышал 6 % общего объема лекарств, обращающихся в стране. Но это уже никого не интересовало. Лоббировать данный вопрос стало очень легко, и была организована система, отсутствующая где-либо в мире, кроме нашей страны. Все поступающие в обращение лекарства стали в обязательном порядке ПОВТОРНО проверяться в лабораториях на «соответствие качеству», причем даже не посерийно , а попартийно .
Для неспециалистов здесь надо остановиться на том, что такое «серия» и что такое «партия» лекарств, почему оказывается, что проверка качества идет повторно, и как без этого обходится остальной мир.
Когда лекарство изготавливают на заводе, грубо говоря, сначала производится некая смесь химических веществ, которую затем формируют в виде таблеток или разливают по ампулам и т. д. Но сначала всегда, упрощенно говоря, производят некоторое количество этой смеси, так сказать, «замешивают» ее в огромной емкости у себя на заводе. Так вот, все, что произведено из этого одного грандиозного «замеса», называется «одной серией» таблеток (ампул и т. д.) и получает определенный СЕРИЙНЫЙ НОМЕР. Он печатается на всех коробочках, в которые упаковываются, например, таблетки этой серии. Другой «замес» в котле – другая серия, другой серийный номер. Третий «замес» – третья серия и т. д. Если эта емкость, в которой производится «замешивание», на заводе огромная, то получаются «длинные серии» – может быть, десятки тысяч упаковок имеют один и тот же номер. Так обычно бывает у крупных западных компаний, у которых мощные современные заводы с хорошим новым оборудованием – там и емкости большие, и «серии длинные». А на небольших или старых заводах, в том числе российских или, например, индийских, емкости для «замесов» на производстве маленькие и серии получаются «короткие» – несколько тысяч упаковок, и все, пошел другой номер.
Почему же этот серийный номер имеет такое значение? А вот почему – он теснейшим образом связан с контролем качества. Дело в том, что анализ химического состава по правилам выполняют ДЛЯ КАЖДОГО «ЗАМЕСА» ОТДЕЛЬНО (то есть для каждой серии таблеток или ампул отдельно). Его проводят прямо на заводе, сразу же и в обязательном порядке, так как общепринято считается, что в пределах одного «замеса» качество химического вещества, которое потом попадет в таблетки, одинаковое. И если, например, была совершена производственная ошибка и в «замес» положили «не то» вещество, или ошиблись с дозой, или попала недопустимая примесь, то испорченным считается весь «замес» и бракуется вся серия лекарства с соответствующим номером. Когда начинают делать следующий «замес», весь анализ проводят заново. И так делают непрерывно, чтобы не допустить попадания бракованных лекарств в обращение.