ревную просто до дрожи. Бесит, что я вообще думаю об этом! Но ничего не могу изменить. Возможно, у меня нет силы воли, ну и пусть.

Уснуть я уже не могу. Ворочаюсь из стороны в сторону, кручусь на кровати, но сна ни в одном глазу. И тогда я принимаю решение, за которое, возможно, позже буду ругать себя. Но сейчас эта идея мне кажется потрясающе уместной.

Я иду к Омару. Не знаю, зачем. То ли за сексом, то ли за сном. Но я прямо каждым квадратным миллиметром своей кожи ощущаю потребность в его прикосновениях. В объятиях. В идеале, чтобы он пообещал мне, что больше никого другого не будет, что я – единственная, и все у нас будет хорошо. Но надо смотреть правде в глаза. С Омаром хорошо бывает только в постели. В остальное время он ведет себя как черствый чурбан. Интересно, он не нуждается в телесном контакте помимо постели? Ему совсем не хочется объятий и поцелуев?

Тихо открываю дверь в его спальню и проскальзываю в нее, закрывая за собой. Шторы распахнуты, и в комнату заглядывает луна, прокладывая длинную дорожку по светлому паркету. Я подхожу к балконной двери и стою там несколько минут, наслаждаясь видом. Даже в темноте пустыня прекрасна, освещаемая только светом луны. Барханы в некоторых местах кажутся практически черными, а кое-где – светлее. Линии преломляются, красиво ложась на песок. Невероятное зрелище.

Поворачиваю голову и смотрю на спящего Омара. Он подмял под голову и грудь большую подушку, обнял ее, как любимую женщину. Когда он такой – спокойный, не суровый, не циничный, – я люблю его всем сердцем. Но стоит этому дьяволу проснуться, – и я готова задушить его собственными руками. Особенно когда слышу эти сухие интонации в его голосе. Во сне же он совсем другой, как будто более уязвимый, открытый.

Проскальзываю под одеяло и прижимаю ладонь к его спине. Горячий. Омар слегка ворочается и шумно вздыхает. А потом переворачивается на спину и, обняв меня, подтягивает к своему боку. До этого момента я даже не осознавала, что у меня замерзли руки. Сейчас, когда они прижимаются к теплой груди Омара, я начинаю согреваться. И оттаивать. В эту секунду я не хочу убить его, во мне совсем нет ярости, несмотря на то, что ревность все еще курсирует по моей крови, отравляя ее.

Я засыпаю с улыбкой на губах, а просыпаюсь уже совсем в другой позе.

Лежу на животе, а сверху меня придавливает большое тело Омара. Его борода щекочет кожу на спине, когда он ласково касается губами между лопаток. Мое дыхание становится более частым, когда я чувствую твердый член между своими ягодицами. Омар медленно потирается, совершая плавные движения, которые заводят меня за секунду. Из меня вырывается тихий, хриплый стон, и я распахиваю глаза.

На улице все еще темно, а в комнате уже даже жарко, несмотря на тихо работающий кондиционер. Думаю, это трение наших тел подогревает воздух вокруг.

Омар отводит в сторону мои волосы, чтобы добраться поцелуями до шеи. Его влажный язык выписывает какие-то невероятные узоры, когда член проскальзывает между моих ног и потирается о клитор. Я закрываю глаза, уплывая в нереальные чувственные ощущения.

Приподнявшись, он слегка разводит в стороны мои ягодицы и наконец входит в меня. Медленно, размеренно двигаясь, он дает мне привыкнуть к вторжению, после чего понемногу набирает обороты. Мне кажется, этот мужчина не умеет заниматься любовью. Рано или поздно все равно доходит до того, что он долбится в мое тело с настойчивостью отбойного молотка. Но я не жалуюсь, именно такой ритм мне и нужен. Потому что я хочу пить его жадность и желание. Хочу захлебываться этими чувствами, ведь только так понимаю, что я для него не просто эпизод и не просто вторая жена. Я – единственная женщина, с которой он спит. По крайней мере, мне хочется в это верить.

– Ниса, – шепчет он мне на ухо, вдалбливаясь в мое тело, а потом прикусывает мочку. Гладит мой бок ладонями, заставляя содрогаться от переполняющих ощущений, прикусывает плечо, облизывает влажную от пота кожу. И шепчет без остановки. – Ведьма… Ты моя ведьма. Моя Ниса. Чертова ведьма. Не могу спокойно спать рядом с тобой. Дышать тяжело.

Последние слова я едва ли слышу, потому что меня накрывает оглушительный оргазм. Как и каждый, который мне дарит Омар. Он догоняет меня после нескольких особенно глубоких толчков, и тут же откатывается на свою сторону. Мы лежим так несколько минут: я на своей половине на животе, он – на спине слева от меня. Не могу пошевелиться, но все же протягиваю руку и сплетаю наши пальцы. Омар не сопротивляется контакту. Наоборот, сжимает мои пальцы немного сильнее, чем я – его.

Отдышавшись, мы молча притягиваемся друг к другу. Омар обнимает меня со спины, целует в макушку и облегченно выдыхает. Мне хочется спросить его о том, что он там говорил во время секса. Почему он не может дышать, не может спать? Говорит ли это только о его желании ко мне или речь о чем-то более глубоком? Но не успеваю до конца сформулировать вопросы, как засыпаю, убаюканная теплыми, надежными объятиями мужа.

А просыпаюсь уже одна.

Накатывающее на меня разочарование можно сравнить разве только с отчаянием, которое охватывает меня, когда я представляю себе Омара в постели с Ярой. В такие моменты я его ненавижу. Проклинала бы, но, говорят, это большой грех. Вот черт! Я наслушалась эту бабку Зухру. Вместо того, чтобы нормально учить меня светскому языку, она цитирует Коран, поясняет догмы из него. Хоть так, а то первые дни она совсем отказывалась помогать мне. Подожмет свои тонкие губи и смотрит волком издалека, как будто боясь подходить. Только того, что палкой не тыкала, проверяя уровень моей агрессии.

Омар снова пропал. Теперь на целых две недели. Состояние бешенства сменяется легкими истериками, которые никому не показываю. Паникеры Зухра и Вафа тут же позвонят своему хозяину, а я пока не готова увидеться с ним, потому что даже сама понимаю, что такой уровень ярости – это ненормально. И подпитывать его я не хочу. Поэтому рисую. Много и долго, прерываясь только на сон, прием пищи, бассейн и недолгие прогулки рано утром.

В конце второй недели все кардинально меняется, когда я, переодеваясь в гардеробной, замечаю маленький бугорок внизу живота. Он совсем крохотный, едва заметный даже на моей слегка округлившейся фигуре. Но он такой трогательный. Ко мне наконец полноценно приходит осознание