Мы имеем дело с двумя совершенно разными группами людей, двумя разными марафонами. Профессиональные спортсмены финишируют и уже будут наполовину пьяны к восьми утра, когда остальная толпа только доберется до отметки половины пути. Профессионалы бегут ровно и спокойно, почти бесшумно, их движения экономны и точны. Никакой впустую растрачиваемой энергии, никаких столкновений на улице или резких телодвижений, как у тех, кто занимается оздоровительным бегом трусцой. Эти люди словно проносятся в потоке, и они двигаются очень быстро. Наблюдать за тем, как бегут профессиональные марафонцы, — это как смотреть на Коби Брайанта на открытой площадке или на Майкла Вика, вышедшего на финишную прямую. Каждый из них в полном смысле этого слова один на миллион. От бегуна-профи, который выкладывается на полную катушку, невозможно отвести глаз.

По сравнению с тем, что было вначале, забег стал очень многолюдным: теперь это четвертый по количеству участников марафон в мире. Когда я впервые приехал освещать это мероприятие в декабре 1980 года, там было всего 8000 бегунов. А сегодня их больше чем 30 000 — на 10 000 больше, чем в прошлом году. Маленькая группка тех, кто участвует в этом забеге уже много лет, теперь просто задавлена количеством участников. В этом году марафон принес местной экономике более чем 62,5 млн долларов, большая часть которых была потрачена на болеутоляющие и минеральную воду.

Марафон, как и гольф, — это состязание для игроков, а не для победителей. Вот почему Callaway продает клюшки для гольфа, a Nike — спортивную обувь. Но бег удивителен тем, что лучшие бегуны мира находятся на одной дорожке с любителями, у которых шансов победить столько же, сколько у средненького футболиста-любителя заработать тачдаун в игре НФЛ.

На дорожке уже 30 000 людей, и у каждого свои причины на то, чтобы быть здесь. Вот вопрос так вопрос: для чего все эти извращенцы бегут? Что за нездоровый инстинкт, растравленный многими часами упорных тренировок, заставляет здравомыслящих людей проснуться в четыре часа утра и бежать 42 км по улицам Гонолулу в марафоне, в котором хорошо если десяток участников имеет хоть какие-то шансы на победу? С этим вопросом мы и прибыли в который раз на Гавайи. Люди приезжают сюда не для того, чтобы победить. Они делают это, чтобы выжить и отправиться домой с футболкой. Это просто проверка, и облажались только те, кто снялся с состязания.

Для победителя нет специальной майки, но зато есть чек на 40 000 долларов. Бегуны из Кении одержали безоговорочную победу, заняв первые четыре места. Кроме того, среди первых 15 все были из Восточной Африки, кроме одного японца, занявшего восьмое место. Хусейн обошел Джимми Муинди, выиграв с отрывом в четыре секунды и со временем 2 часа 12 минут 29 секунд. Он преодолевал 1600 м за 5 минут 3,2 секунды, а Муинди — за 5 минут 3,4 секунды. Проиграть забег в 42 км с разницей в четыре секунды — это задело бы самолюбие любого из нас, и нам было бы трудно пережить это, но кенийцы просто переоделись и уже были готовы к следующему забегу.

Среди женщин первые три места заняли русские. Победительницей стала Светлана Захарова, на 40-м километре немного опередившая Альбину Иванову, обладательницу рекорда России, и выигравшая с общим временем 2 часа 29 минут 8 секунд. Что есть общего между кенийскими мужчинами и русскими женщинами, я не знаю.

После марафона на званом обеде в клубе «Аутриггер» эфиопская женщина предлагала присутствующим налить из голубой пластиковой канистры из-под бензина особый, домашнего приготовления эфиопский ликер. Это было сомнительное предложение. Я узнал этот вкус — что-то вроде «белой молнии», кентуккийского горного «лунного света», того, что мы обычно называем «грозовым» дорожным виски.

Пробовать его было неразумно — это почти то же самое, что в туалете аэропорта нюхнуть кокаина с незнакомцем, — но в сложившейся ситуации выпить этого пойла казалось самым что ни на есть разумным и естественным решением.

Хотел бы я поставить себе в заслугу то, что в прошлое воскресенье «Сан-Франциско Форти Найнерс» одержали умопомрачительную победу над этими бедными ублюдками из Нью-Йорка, но, к сожалению, никак не могу этого сделать. Эта выглядело бы так, как если бы Джек Николсон бил себя в грудь и похвалялся тем, что только благодаря ему «Лейкерс» получили свои последние три титула НБА.

Разумеется, Джек никогда бы не стал так поступать. Он — уважаемый человек и беззаветный фанат «Лейкерс». Он бы никогда не предал их, называя «обреченными» прямо перед матчем очередного судного дня плей-офф с «Сакраменто Кингз». Он никогда прилюдно не ставил против них и не высмеивал их, не проклинал ни в Интернете, ни по телевидению, не заявлял, что отныне будет любить «Клипперз». Нет. Джек — порядочный человек.

Ну а я, как всем известно, таковым не являюсь. Потому что это все я проделывал с «49-ми» на прошлой неделе, причем во всеуслышание. Я орал, ревел и грозился сломать им позвоночники, чтобы уж расстаться с ними навсегда.

Если честно, это было ужасно, и я был глубоко обескуражен собственным поведением, когда в воскресенье «Сан-Франциско» вырвались с футбольных задворок и отыграли 20 минут наипрекраснейшего, наихрабрейшего и наикрутейшего футбола в истории «49-х», побив в итоге обезумевших от отчаяния и совершенно раздавленных «Джайентс» благодаря одному по-настоящему победному очку — 39:38.

Это было невероятно, сногсшибательно! К концу матча я был близок к безумию. Люди, окружавшие меня, визжали, рыдали и молотили кулаками по стойке бара, как осужденные на казнь. Это были люди, поставившие на «Джайентс», а не просто фанаты или игроки-любители. Нет. Они были Игроками с большой буквы, птицами высокого полета, серьезными людьми с туго набитыми кошельками, прибывшими с обоих побережий Америки, из Англии, Польши и даже Швейцарии на эту ежегодную оргию игры на ставках во время плей-офф НФЛ… Эти люди бывали здесь и прежде, и они знали правила: неограниченные ставки, никакого насилия, никакой пощады. Caveat Emptor.

Было бы нечестно продолжать мой рассказ, не признавшись, что вообще-то я крупно поставил на проигрыш «Джайентс» с разницей не больше чем три очка. Хо-хо! Это был неплохой ход. Да, сэр, я проявил мудрость и искусность, рассчитывая свою ставку так, чтобы не проиграть и одновременно сохранить верность «49-м».

Но ведь получилось, что я всех обманул? Да. Давайте-ка посмотрим, что я говорил о «49-х» на прошлой неделе.

В колонке, озаглавленной «Смерть “49-х”», я написал следующее: «В играх плей-офф они загнутся. Это слабая команда, в которой нет души, и “Джайентс” побьют их, как больных крыс. Я переломаю хребты трусливым “49-м”».

Ух ты! Ужасно, правда? Какие глупые, мстительные речи! Гадкие и аморальные. Вы могли бы услышать такое от задрипанного алкаша, упившегося в хлам. Не хочу об этом думать.

И не буду комментировать — только скажу, что приношу «Сан-Франциско Форти Найнерс» глубочайшие и искренние извинения за этот бешеный поток ругани. Это было грубо, жестоко, оскорбительно и, как оказалось, весьма несправедливо. Постыдная ошибка. Я очернил себя этими словами, я покрыл позором свою семью! Они с отвращением избегали меня, как какое-то гнусное вонючее животное, и я страдал из-за этого.