Сотрясаясь всем телом, Микон поднялся на ноги и встал перед Аяксом.

— Римлянин, ты понял, что тебе следует сделать?

— Д-да.

Аякс повернулся к Хилону:

— Найди ему коня и проводи подальше отсюда — так, чтобы наши парни не соблазнились возможностью погнаться за ним и прирезать. Отвези подальше. И там отпустишь. Это понятно?

Хилон склонил голову.

— Да, полководец. Как прикажешь.

В ту ночь под звездным небом вспыхнули костры, согревавшие праздновавших победу рабов. Посреди образовывавших их стан разношерстных палаток и навесов находилось большое открытое пространство, оставленное перед шатрами Аякса и его ближайших сподвижников. Рабы выкопали почти сотню ям, и в них с наступлением ночи, над грудами жарких углей, стали жариться пронзенные вертелами бараньи туши, наполняя воздух дивными ароматами. Для рабов, привыкших питаться неизменной кашей и мелкими зверьками, которых можно поймать в силки, подобное пиршество было верхом роскоши, которой наслаждались их прежние господа и о которой им оставалось только мечтать. По приказу Аякса всем раздавали вино, хлеб и фрукты из садов и кухонь захваченных рабами поместий.

Пока сподвижники его пировали, Аякс переходил от костра к костру, приветствуя участников засады и терпеливо выслушивая их похвальбы о собственных подвигах в недавней битве. Сердце его ликовало при виде этих присоединившихся к его войне с Римом оборванцев, недавно еще таких униженных, но теперь исполнившихся воинственного пыла. Теперь они без всяких сомнений пойдут за ним в битве туда, куда он их поведет. В Риме он привык к восхищению людей, явившихся поглазеть на гладиаторские игрища, но здесь все было совсем по-другому. Эти бывшие рабы, эти люди шли за ним не потому, что он выигрывал для них заклады, не потому, что тешил их природную кровожадность. Они пошли за ним, потому что разделяли с ним общее бремя. А теперь, решил он, должно быть, и общую судьбу.

Он пробуждал в них честолюбие мелкими налетами на поместья и деревни, нападениями на римских фуражиров. И только убедившись в том, что они готовы к бою, спланировал вчерашнюю ночную засаду. Он следил за отрядом римлян с той самой поры, как войско выступило из Гортины. Поражениями в мелких стычках он заманил римского командира в горы, а затем, когда ловушка была расставлена, подослал к ним этого мальчугана. Ребенок ни минуты не раздумывал, когда Аякс попросил Поллиона исполнить задание, которое почти наверняка окончится его смертью. Отца мальчишки убил надсмотрщик, а мать продали в бордель. Он жил одной только местью. Он с охотой пошел на смерть, и Аякс радовался, видя это, потому что и сам поступил бы на месте этого ребенка точно так же. Он давно уже привык к мысли о том, что не существует ничего такого, чего он не смог бы сделать ради унижения и погибели Рима, и всего, что связано с ним. Со временем и его соратники научатся ненавидеть этот город и его людей так же сильно, как он, как этот мальчик, и сам Рим вострепещет, увидев, как могучий прилив тех, кого он считал неразумными тварями, нахлынет, чтобы поглотить империю.

Аякс позволил себе на мгновение погрузиться в мечты о Риме, раздавленном его пятою, но тут же осадил разгулявшееся воображение и сосредоточился на ближайших нуждах. Одержана победа в маленькой битве. Настало время пожинать ее плоды — пока потрясенные римляне не оправились от поражения.

Кострища погасли, рабы доели последние остатки трапезы, выпили до последней капли вино. Некоторые начинали петь, вспоминая обрывки песен, памятных с тех времен, когда они сами или их предки были людьми свободными. Песни эти, собранные со всех уголков империи, своими мелодиями и ритмами, подчас непривычными для слуха Аякса, глубоко растрогали гладиатора. Воистину не было такого уголка земли, который не ощутил бы на своей спине плеть Рима. Сердце его вновь наполнилось холодной, словно лед, ненавистью и жаждой отмщения.

Возвратившись в середину лагеря, он поднялся на повозку, высоко нагруженную захваченными доспехами и оружием, и, встав на скамье возницы с мечом в одной руке и штандартом батавской когорты в другой, ударил мечом по серебряному диску с изображением императора. Окружавшая толпа повернулась на звук и начала затихать, обратив к своему вождю полные ожидания глаза. Аякс опустил свой меч и окинул взором море лиц, освещенных неярким трепещущим пламенем факелов. Наполнив легкие воздухом, он провозгласил:

— Сегодня вы ели лучшее мясо, пили изысканное вино, набивали животы лучшими яствами, отобранными нами у тех, кто раньше называл себя вашими хозяевами. Но скажите мне, что было сегодня самым вкусным?

— Жареная баранина! — выкрикнул чей-то голос под одобрительный ропот сотен голосов.

— Гарум! — сменил его другой голос.

— Фиги!

— Щелка моей бабы! — заорал кто-то, встреченный громогласным всеобщим хохотом.

Аякс вновь звякнул мечом по штандарту, чтобы заставить всех замолчать.

— Все вы ошибаетесь! Я скажу вам, что сегодня было самым сладким для каждого из нас… свобода! Свобода!

Воздевая сжатые кулаки к небесам, рабы разразились криками, повторяя:

— Свобода! Свобода!

Когда голоса притихли, Аякс продолжил:

— Друзья мои, мы выиграли только первую из многих битв. Но не без выгоды для себя. Взяв в руки дубинки и вилы с цепами и косами, мы вышли на бой с людьми в доспехах, с мечами и копьями. Теперь их оружие досталось нам, и в следующий раз мы сразимся с римлянами на равных… нет, на наших, на справедливых условиях. Они разъелись… разжирели на наших трудах и страданиях, им недоступна решимость тех, кто вышел на бой за свою свободу. Вот почему они проиграют. Вот почему мы победим!

Слова его были встречены с еще большим восторгом. Аякс мгновение наслаждался им, а потом поднял меч и призвал людей к тишине.

— Друзья мои, мы вкусили радость свободы, мы познали ликование победы, но дело наше находится еще в самом начале. У меня есть план. Мы потребуем, чтобы они признали наше право на свободу. Мы потребуем, чтобы римляне выпустили всех нас из своей империи. Однако вполне возможно, что они не обнаружат желания выполнить столь разумное требование…

Толпа расхохоталась и принялась выкрикивать насмешки. Наконец, Аякс продолжил:

— А потому, друзья мои, мы должны преподать им урок, показать, насколько серьезны наши намерения. Завтра утром я поведу свое войско с этого холма на равнину. Через несколько дней я докажу римлянам, что вчерашнее ночное поражение не было случайностью. Я нанесу им новое поражение, которое собьет с них спесь и научит их смирению. Через несколько дней они узнают, сколь ужасным может быть наше отмщение… Тогда им придется выполнить наши требования. И если они не сделают этого, тогда клянусь в том, что мы перебьем на этом острове всех римлян до единого.

Он воздел свой меч к небесам:

— Смерть Риму! Смерть Риму!

Толпа подхватила эти слова, и призыв его гремел над равниной всю ночь, всей своей силой вызывая Рим на решительный бой.