Анита открыла глаза. Лишившийся чувств Гюнтер лежал у ее ног. Она наклонилась и снова дернула его за бороду.

– Хаффман! – ахнул пораженный Максимов.

Анита протянула отклеившуюся бороду Ранке. Тот взял комок рыжих волос, посмотрел на него, потом на лежавшего человека.

– Не случилось ли у меня помутнение рассудка?

– С вашим рассудком все в порядке, герр Ранке, – проговорила Анита и поддела ногой револьвер, из которого ее только что хотели убить.

Максимов поднял оружие, стряхнул с него снег. Очень тихо произнес:

– «Патерсон». Я же говорил: очень ненадежная штуковина, часто осекается…

– Мое счастье, что ее изобретатель находится только в начале своего творческого пути, – сказала Анита. – А ты все-таки выиграл сегодняшний бой, Алекс. Ты победил профессионала.

Театр одного актера. – Пироксилин. – «Ищите мадемуазель Бланшар!» – Еще о перевоплощениях. – Замок в лесу. – Полтора миллиона английских фунтов. – Небезопасная экспедиция. – Ранке делает успехи. – Упрямые туфли. – Владимир Сергеевич продолжает удивлять Аниту. – Вдоль берега Шпрее. – Арсенал Самарского. – История Волчьего Камня. – У безмолвных стен. – Внутри. – Мраморная лестница. – Портрет фон Эшенбаха. – Следы на ковре. – Саквояж. – В дальней комнате.

– Этот Гюнтер с самого начала вызвал у меня подозрение, – рассказывала Анита, сидя вечером в номере «Бранденбурга» и ласково поглаживая ладонью руку Максимова, пристроившегося на подлокотнике кресла. – Твое чудесное освобождение из подвала выглядело по меньшей мере странно. С какой стати случайному извозчику подвергать себя опасности и вызволять из западни попавшего в нее незнакомого господина? Если он видел, как на тебя напали и уволокли в дом, почему не позвал полицию? Ты списал этот поступок на благородство, но не логичнее ли предположить, что извозчик был связан с твоими похитителями и они сами позволили ему вытащить тебя из подвала?

– Зачем? – выразил удивление сидевший напротив Ранке.

– Затем, что подручные мадемуазель Бланшар погорячились, взяв Алекса в плен. У нее к тому моменту уже родилась идея относительно того, как обвести вокруг пальца берлинскую полицию. Я имею в виду выдумку насчет заговора против российского императора. Мне, как вы помните, отводилась в этой истории определенная роль, а пленение и тем более убийство Алекса могло спутать все карты.

– Каким образом Хаффман перевоплотился в извозчика и почему он оказался со своей колымагой под нашими окнами? – спросил Максимов.

– Он же профессионал и не мог приступить к выполнению столь важного задания без предварительной подготовки. Перед тем как появиться в Берлине в образе боксера, он решил провести разведку. Он, безусловно, имел отношение к убийству Вельгунова. Когда мадемуазель Бланшар нанесла мне первый визит, он на всякий случай страховал ее, наблюдая за нашими окнами с противоположной стороны улицы. Кто обратит внимание на извозчика? – их тут много… Представь его удивление, когда из дома выбежал ты и приказал ему ехать следом за мадемуазель.

– Он мог бы попросту убить меня…

– И не узнал бы, кто ты таков и что тебе нужно. Нет… он действовал, как и подобает профессионалу: доставил тебя до места, убедился. что ты действительно шпион, а потом сигнализировал сообщникам. Когда тебя заперли в подвале, в доме состоялся совет. Мадемуазель Бланшар привыкла играть по-крупному, действовать смело, поэтому настояла на том, чтобы тебя освободили. Естественнее всего было разыграть побег, и Гюнтер-Хаффман великолепно исполнил свою роль. Тем самым он заодно завоевал твое полное доверие. Правда, пришлось пожертвовать Шмидтом и его домочадцами, но разве мадемуазель переживала из-за таких пустяков? Понимая, что на следующий день ты вернешься в этот дом и, чего доброго, приведешь с собой полицию, она распорядилась дом сжечь, а пивовара и его помощников, которые вместо пива изготавливали пироксилин, отправить на тот свет. В них уже не было надобности – запасов пироксилина хватило бы на целую подпольную армию.

Ранке посмотрел на спасителя Германии Максимова с крайним неодобрением.

– Вы должны были в тот же вечер обратиться в полицию! Мы бы накрыли всю шайку сразу и избежали бы многих неприятностей.

– Откуда я знал, что все так серьезно? – вспыхнул Максимов, и подлокотник под ним обиженно скрипнул. – Вы тоже хороши: у вас под носом изготавливали бомбы, а вы и ухом не вели!

– Спокойно! – вмешалась Анита. – Грехи числятся за каждым из нас. За мной тоже. В смерти Пабло и Володина есть доля моей вины – в обоих случаях меня подвели медлительность и недогадливость. Но каков Гюнтер! Сослался на сломанную рессору, а сам успел съездить в Аллею тополей и прикончить старика…

– Вам ли жаловаться на недогадливость! – пробормотал Ранке.

– Не будем об этом. Лучше скажите: что обнаружили в шкатулке, которая нашлась в раздевалке гимнастического зала?

– Вы оказались правы. В шкатулке пироксилин. Надо полагать, он из той партии, что была изготовлена Шмидтом. Кроме того, как вы и предполагали, в шкатулке обнаружилась машинка с часовой пружиной. Она начинала работать после того, как выдергивали кольцо. Через пять минут воспламенялся капсюль и…

– Понятно, – кивнула Анита, не выразив ни удивления, ни удовлетворения по поводу того, что ее версия оказалась правильной. – Хаффмана уже допрашивали?

– Его допросили сразу же, как только он очухался. – Тут Ранке вновь удостоил Максимова уважительным взглядом. – Он пролежал без сознания не меньше четверти часа. Я опасался, не повредились ли у него мозги после вашего богатырского удара. Но голова у него крепкая.

– И что же он сказал, когда пришел в себя?

– Ничего дельного. Сперва стал возмущаться: мол, его, гражданина Британии, ни за что ни про что избили, а потом упрятали в камеру. Когда я предъявил ему шкатулку с пироксилином, он заявил, что видит ее впервые в жизни. Сказал, что это проделки Сазерленда, и он не желает за них отвечать.

– Кто такой Сазерленд?

– Его распорядитель, которого мои люди ухлопали в зале. Вся беда в том, что Сазерленд мертв, и с него не спросишь. Свалить вину на покойника очень удобно.

– Вы, конечно, не поверили Хаффману?

– Конечно, не поверил. Но у меня нет доказательств его причастности к готовившемуся террористическому акту. Сазерленд вполне мог вступить в заговор с революционерами самостоятельно, не ставя в известность своего подопечного. Крыть нечем, господа.

– А вы не хотели меня слушать, – горько промолвила Анита. – Утверждали, что поимка Хаффмана поставит в расследовании точку. И что же? Хаффман пойман, а вы вместо того, чтобы отрапортовать своему руководству о триумфе, очутились в тупике.

– Я не предвидел такого поворота, – вынужден был признать Ранке. – Хаффман казался мне ключевой фигурой. Возможно, что так оно и есть, но как мне припереть его к стенке? Он защищается очень искусно – как на ринге.