Грегори. Именно в этот момент я понял, что это так, и был от этого преисполнен гордости за свою сообразительность. Потребовалось несколько ударов ломом для того, чтобы разбить цемент и удалить его полностью, а за ним я наткнулся на квадратную каменную плиту размером два на два фута, на которой был выгравирован крест. Всю мою досаду как ветром смахнуло, правда, ненадолго. Это был ты, Браун, кто придал мне уверенности, произнеся одну единственную фразу. Ты сказал, насколько я помню:

– Какой странный крест, выглядит, как будто слеплен из множества глаз.

Помню, как я выхватил фонарь из твоих рук и начал светить над тем местом, обезумев от радости, я увидел, что крест действительно составлен из семи глаз, четыре по вертикали, три по горизонтали. Я чувствовал, я знал, что последний свиток на витраже должен был иметь какое-то толкование. Вот он мой «камень с семью очами». До настоящего момента всё, что зашифровал аббат – было правдой, и как только я об этом подумал страх перед «Хранителем» опять вернулся ко мне с новой силой. До сих пор не могу этого забыть, словно это было вчера.

Ни секунды не задумываясь, я разбил весь цемент, который был вокруг камня со знаком, после чего ломом, как рычагом, поддел его с правой стороны и надавил, он сразу поддался и отвалился. Я увидел, что передо мной не что иное, как обычная тонкая и совсем не тяжелая плита, она закрывала доступ в выемку, такую я и сам мог поднять без труда. Я снял её, не разбив, и поставил на ступеньку, потому что её точно нужно было потом поставить на свое прежнее место. После этого я обождал несколько минут на ступеньке выше. Не знаю почему, но мне казалось, что какое-нибудь чудовище точно должно вот-вот оттуда выскочить. Только ничего подобного не произошло. Затем я зажег свечу и очень осторожно поставил её внутрь углубления, я хотел проверить, нет ли там порченого воздуха, и хотел узнать, что находится внутри. По правде сказать, оттуда слегка тянуло затхлостью и гнилью, мою свечу чуть не задуло, но немного времени спустя она начала гореть с новой силой и теперь уже горела ровным пламенем. Теперь эту нишу можно было лучше рассмотреть, также можно было разглядеть и то, что там лежало с правой и с левой стороны. Я увидел внутри какие-то светлые предметы округлой формы, которые вполне могли сойти за мешки. Ждать уже было некогда. Я вплотную приблизил свое лицо к этой дыре и заглянул глубоко. Ничего я там не увидел. Тогда я засунул туда свою руку и начал очень осторожно искать с правой стороны…

– Плесни мне коньяку, Браун. Одну минуту, Грегори…

… ну, так вот, я начал шарить справа, и вдруг мои пальцы наткнулись на что-то круглое и шероховатое, на ощупь напоминающее кожу. Оно показалось мне каким-то не скользким, не то мокрым, и еще к тому же я понял, что это часть чего-то крупного. При этом я абсолютно не чувствовал никакого страха, поэтому я осмелел и засунул в эту нишу уже обе руки, глубоко, насколько смог, схватил то, что там лежало, и потянул к себе, и оно поддалось. Хотя было оно и тяжелым, тащить его было легче, чем я ожидал. Когда я уже подтянул его к отверстию мой локоть задел свечу и та погасла. Я держал его уже прямо перед выходом из тайника и уже начал вынимать, в этот момент Браун как закричит, хватает фонарь и бежит вверх по лестнице. Он тебе сам расскажет, почему он так себя повел. Я опешил, смотрю ему в недоумении вслед, тут он на мгновение остановился у самого выхода, а затем отступил на несколько ярдов. Я слышу, он приглушенным голосом говорит мне. – Всё хорошо, сэр, всё хорошо… – а после этого он бросился бежать со всех ног и исчез в кромешной тьме, да еще прихватил наш мешок с инструментами. То, что я оттуда вытащил, на мгновение замерло на краю этой самой дыры, а потом как прыгнет мне на грудь и вцепилось в меня, обхватив лапами мою шею.

Мой дорогой Грегори, всё то, что я тебе рассказываю – есть абсолютная правда. Теперь-то я уж знаю, что такое пережить дикий ужас и почувствовать отвращение, от которого человек может окончательно лишиться рассудка. Я могу только в общих чертах передать то, что я пережил. Я ощущал омерзительную вонь разлагающейся плесени, а поганая злобная морда была, можно сказать, вплотную прижата к моему лицу. Эта тварь медленно ползла вверх по мне, я не знаю, сколько у ней было ног или щупалец, которыми она вцепилась в меня. Я орал, так говорит Браун, как бешеный зверь. Затем я поскользнулся и упал с той ступеньки, на которой стоял, а эта пакость прыгнула за мной следом, надо полагать, именно на ту же ступеньку на которую я упал. Слава Богу, бандаж, которым я был обвязан, держал меня прочно. Браун головы своей не потерял, сил у него хватило довольно быстро вытащить меня оттуда. Как ему это удалось, я точно сказать не могу, и как мне кажется, он тоже вряд ли об этом что-нибудь скажет. Думаю, что он догадался спрятать наши инструменты где-то в заброшенном здании поблизости. Потом, после того как он поднял меня из колодца, с большим трудом ему удалось довести меня обратно до гостиницы. Я был не в состоянии что-либо кому бы то ни было объяснить, а Браун не знал немецкого. На следующее утро я наврал любопытствующим историю о том, как я нечаянно поскользнулся и упал где-то в развалинах аббатства, похоже они мне поверили. А теперь перед тем как продолжить, мне надо чтобы Браун рассказал тебе о том, что он делал в течение тех нескольких минут после того как выскочил оттуда. – Браун, расскажи своему пастору то, что ты рассказывал мне.

– Хорошо, я расскажу, сэр, – начал Браун тихим, приглушенным голосом, при этом сильно нервничая, – вот как было дело. Мой хозяин копался в этой черной дыре, а я держал фонарь и наблюдал, как вдруг я услышал, будто что-то шлепнулось в воду, по крайней мере, так мне показалось. Смотрю, а оттуда вылезла какая-то тварь. По-моему, я что-то буркнул, не помню что, затем схватил фонарь и побежал наверх по ступенькам, зато мой фонарь хорошенько осветил эту мерзость. О, она была ужасной, сэр, я такой никогда не видел! Морда злобная дьявольская, такой оскал, будто она