Ёнду не шевельнулась.

— Свидетель! Мы закончили. Займите место свидетеля! — упорствовал судья.

Переводчик начал было переводить, но вдруг бросился к Ёнду. Девочка, словно мокрое белье, безвольно повисла у него на руках. У ее родителей вырвался стон.

— Для чего эта жестокость? Преступление налицо, так зачем усугублять и без того тяжелое положение пострадавших? — воскликнула Со Юджин, ни к кому конкретно не обращаясь.

Пастор Чхве дал знак прокурору. Тот поднялся с места.

— Ваша честь! Мне кажется, для юных свидетелей это слишком большая нагрузка. Прошу принять надлежащие меры.

Судья, внимательно посмотрев на Ёнду, что с позеленевшим лицом повисла на руке переводчика, сказал:

— Заседание окончено. Следующее заседание в пятницу. Если со стороны обвинения и защиты еще есть свидетели, подавайте ходатайства.

Родители Ёнду бросились к свидетельской кафедре. Девочка без сил упала в объятия отца. Следом подошли Со Юджин, пастор Чхве и Кан Инхо. Уткнувшись в грудь отца, Ёнду тихонько всхлипывала.

— Ты молодчина, Ёнду! Никто бы не справился лучше! Намучилась, бедняжка, — проговорил Кан Инхо, и по лицу Ёнду пробежала слабая улыбка.

Пастор Чхве спросил:

— Но послушайте! Значит, Ёнду может различать звуки? Отец Ёнду, не разжимая объятий, ответил:

— Ничего удивительного. С некоторых пор Ёнду стала откликаться на музыку, мы даже сводили ее к врачу — думали, вдруг она снова сможет слышать… Однако выяснилось, что люди по-разному реагируют на частоту колебаний воздуха. И глухие не исключение. Например, кто-то слышит лишь низкие звуки, другие — только высокие, а основной диапазон остается недоступным для восприятия. Видимо, мелодия, что включали, воспроизводится на той частоте, которую может уловить наша Ёнду. А люди, так кичащиеся открытием школы для глухонемых и якобы посвятившие этому всю жизнь, даже не знают, что степень потери слуха может быть разной у разных детей. Это же прямое доказательство того, что им наплевать на детей! Это просто гнусные обманщики! — Помолчав, он вполголоса добавил: — Знаете, какое счастье, что Ёнду может слышать музыку. Само небо захотело наказать этих мерзавцев!

В субботу утром Кан Инхо стирал накопившееся белье, как вдруг раздался звонок в дверь. Открыв, он обнаружил Со Юджмн.

— Прости. Думала, по телефону откажешь, поэтому сама пришла. Я тут подумала, что с тех пор, как ты приехал сюда, учитель Кан, я ни разу не свозила тебя полюбоваться на заросли тростника и не угощала рыбной похлебкой мэунтхан. Так что сегодня наконец давай наверстаем упущенное и гульнем от души. Обещаю: про прошлое молчок. — Со Юджин задорно рассмеялась.

Кивнув на закатанные штаны и мокрые руки, Кан Инхо нахмурился, однако Со Юджин продолжила серьезным тоном:

— Только что звонили из интерната и сообщили, что Юн Чаэ и временно замещающий должность замдиректора ездили домой к Юри и Минсу. Думаю, нам тоже надо съездить. Необходимо остановить их.

— Что?

— Как я и говорила. Так что поехали. Я подумывала скататься одна, но раз уж ты классный руководитель, с тобой будет как-то солиднее.

На этих словах Со Юджин резво сбежала по ступенькам. После некоторых колебаний Кан Инхо наспех переоделся, накинул пиджак и спустился. Co Юджин завела машину.

— Сейчас наши сотрудники пытаются дозвониться до домашних Минсу. Как назло, сегодня передали штормовое предупреждение, и сообщения с островами нет. А эти типы, похоже, уже побывали там. В такие моменты начинаешь сомневаться в справедливости небес. Судя по всему, тут срабатывает другая логика: море затихает только посте смерти горемыки. Вспомни легенду о Симчхон: волны утихомирились уже после её смерти, оставив в живых негодяев, погубивших её! Ну как это называется, черт возьми?.. Ну да ладно. Отсюда до дома Юри на машине часа полтора.

— Сволочи последние! — взъярился Кан Инхо. — Просить родителей детей написать соглашение за деньги! Помнится, ты как-то обмолвилась, что все это напоминает сумасшедший дом. К голове не укладывается!

— Ты, кажется, не в курсе? Когда сексуальному насилию подвергаются дети, не достигшие двенадцати лет, в случае, если сам пострадавший или его опекуны отзывают заявление и идут на соглашение, то иск аннулируется. Поэтому нам нужно убедить их не делать этого. А учитывая, что они бедны, к тому же умственно отсталые…

Со Юджин тронулась с места.

— Какое, к черту, соглашение, когда насилуют детей?! — в сердцах воскликнул Кан Инхо, нервно закуривая.

— Вот и я про то же.

— Если родные Минсу подпишут мировую, то обвинение в преступлении автоматически потеряет силу. А в случае с Юри все еще хуже. Судя по всему, эти твари, Юн Чаэ и замещающий зама, намерены объявить Юри инвалидом, способным к сопротивлению, то бишь заявить, что инвалидность по слуху в отличие от физической недееспособности дает возможность сопротивляться… Ты понимаешь? Вот куда они клонят… Родители Ёнду, конечно ни за что не пойдут на соглашение, но в таком случае мы имеем дело с единственным преступлением — сексуальным домогательством по отношению к Ёнду, за которое можно привлечь лишь директора, а с зама и Пак Бохёна обвинения снимут.

У Кан Инхо снова перехватило в горле. Он опустил стекло. Но вместо прохладного освежающего ветерка в окно хлынул липкий туман.

— Еще одна плохая новость. Вчера ночью отец Ёнду совсем слег.

Кан Инхо до конца опустил стекло. Что-то страшное и тяжелое навалилось на него, сдавливая горло.

— Давай сначала перекусим. Как и обещала, угощу тебя мэунтханом. Я тут знаю одно местечко, но придется немного пройтись, ты не против? — спросила Со Юджин.

— Вчера после слушаний опять напилась?

Со Юджин криво усмехнулась.

Они припарковались у волнорезов и вышли из машины. Солнце, двигаясь к зениту, своими теплыми лучами потихоньку подсушивало туман. Слегка подернутый белесым налетом диск сверкал, постепенно облачаясь в золото, а остатки тумана седыми патлами призрака колыхались на ветру.

— Времени на раздумья не было, поэтому мать Ёнду срочно увезла его в местную больницу, однако состояние резко ухудшается. Она сказала, вчера ночью врач велел приготовиться к худшему.

Тростник, стряхивая с себя туманную влагу, в жарких лучах на глазах подсыхал, распрямляясь и распушаясь. Его заросли протянулись вдаль до самой дамбы, напоминая молочно-белое море.

Вдвоем они шли по дорожке, пересекающей это светлое облако.

— Я тебе рассказывала про своего отца? Это случилось, когда я была совсем маленькая, кажется, на закате правления Пак Чонхи, во времена реформ Юсин. Тогда мы жили в частной пристройке к церквушке недалеко от Сеула. Вся местность поросла акациями. И как-то весной, когда пьянящий аромат цветущей акации разлился по округе, мой отец, пастор маленькой церкви, не вернулся домой. Его схватили за то, что укрывал находившихся в розыске студентов, и за то, что во время проповеди критично отзывался о положении в стране. Когда он вернулся… Я была ребенком, но помню: он напоминал изорванную в клочья тряпку. Промаявшись три месяца, он умер. Тогда-то и началось наше сражение с бедностью, день за днем долгие годы… Мой отец был прекрасным человеком, замечательным пастором — так говорили все до единого, кто иногда приходил к нам в гости. Подростком, слыша рассказы про отца, я каждый раз задавалась вопросом: почему в этом мире хорошие люди подвергаются избиениям и пыткам и умирают в ужасных муках? Выходит, этот мир уже сам по себе ад? Кто, черт подери, сможет ответить на этот вопрос? Кто-то сказал мне — то ли мама, то ли учитель, то ли другой пастор, близкий друг отца: выучишься, станешь взрослой и все поймешь. И я поверила. Но нынче, столкнувшись с произволом в интернате «Чаэ», я вдруг осознала: повзрослев, ты не получаешь ответа свои вопрос, ты просто-напросто забываешь о нем в житейской суете. Но сейчас я на самом деле хочу найти ответ. В противном случае жизнь моего отца, жизнь Ёнду и ее отца, и твоя, и моя — все наши жизни превратятся в никчемный, засохший комок риса. Я не боюсь бедности и не очень-то страшусь страданий. На пересуды и кривотолки мне тоже плевать — черт с ними, пусть перемывают чужие кости сколько им влезет. Меня пугает другое… Бессмысленность нашего существования, что ли… Я хочу убедиться, что наша жизнь не состоит из одних лишь бездумных действий: есть, пить, копить деньги и их тратить… Мне кажется, смысл жизни в чем-то большем, чем прозябать подобным образом… И если это не так, то я не перенесу этого, дорогой мой учитель Кан.