— Я вспомнил! Дело в том, что в педпрофсоюзе я… — воскликнул Кан Инхо.

Скосив на него глаза, судья покрутил в руках документы и ледяным голосом с неприязнью сказал:

— Свидетель, освободите кафедру! Приглашается следующий свидетель защиты.

С места встала Юн Чаэ и приблизилась к кафедре. Кан Инхо не двигался. Сперва маленькой острой иглой его уколол насмешливый, словно бы с издевкой, взгляд Юн Чаэ. Затем взгляды Ли Гансока, Ли Ганбока и Пак Бохёна стали впиваться в его виски, щеки, затылок, кисти рук. И напоследок словно туча стрел пронзила все его тело, исколов с головы до пят, не оставив живого места. Он физически ощущал эту боль и никак не мог сообразить, где его место там, в зале суда. Пошатываясь, Кан Инхо направился к выходу. И этот путь показался ему вечностью. Пол ходил ходуном, воздух лип к телу. Холодный пот пропитал рубашку и даже пиджак, расплываясь по ткани, как кровь, сочащаяся из самых внутренностей.

Только на площади перед зданием суда он понял, что телефон в кармане уже довольно долго непрерывно вибрирует. Это была жена.

— Ты… — начала она и умолкла.

Догадываясь, что новости будут нерадостными, он остановился и сказал:

— Если не срочно, то через десять минут я…

— Не срочно, но важно, — оборвала жена. Раньше такого не случалось. — Ты…

Он почувствовал, как ее колотит на том конце провода.

— Ты со своей ученицей… Как ее имя — Чан Мёнхи? — Жена всхлипнула. — Ты и вправду изнасиловал ту ученицу, и она покончила с собой?..

У Кан Инхо потемнело в глазах. Он не мог взять в толк, каким образом жене все стало известно, ведь его допрашивали несколько минут назад.

— Милая, о чем ты?..

Истеричный вопль жены прервал его на полуслове:

— Мне позвонила подруга и сообщила, что только что на сайте муджинской церкви Великой Славы появилась информация… Ответь мне, куда тебя несет? Как низко ты еще падешь?!

— Родная, я сейчас…

— Именно! Прямо сейчас! Кто такая Со Юджин? Говорят, ее видели, когда на рассвете она выходила из твоей квартиры. Я так поняла, вы живете рядом? Не потому ли ты ни разу не приехал к нам? Как ты мог? Ни за что тебя не прощу! Что будет с Сэми? Что? Что вообще происходит?! Как ты собираешься разруливать ситуацию? Как, я тебя спрашиваю? Я так просила тебя оставить все это, а ты скатился ниже некуда!

Жена разразилась рыданиями. Он ощутил, как по пищеводу к горлу подступает обжигающая волна, готовая вырваться наружу, и одновременно по позвоночнику пробежала ледяная дрожь. Его то знобило, то бросало в жар. Он вспомнил, что, когда решился на поездку в Муджин, перед глазами всплыло лицо Мёнхи. Казалось, ее дух мельтешит за его спиной, и леденящий душу страх накрыл его с головой.

— Как теперь прикажешь мне и Сэми жить с этим позором?

— Послушай, милая, родная моя, это совсем не так, это…

Задушив рыдания, жена холодно проговорила:

— Передо мной можешь не оправдываться. Мне это безразлично. Проблема в том, что, если такое появится в Сети — пиши пропало. Если все это пустые бредни, то можно и в суд подать. Но ты должен сказать мне правду про этих двух — Чан Мёнхи и Со Юджин. Говори!

Кан Инхо медленно сел в машину. С силой хлопнул дверцей. На удивление, тишина в салоне успокоила его и помогла собраться с мыслями.

— Родная, пожалуйста, не плачь и выслушай меня. Чан Мёнхи, да, на самом деле была… моей ученицей, и мы какое-то время дружили… Самоубийство тоже правда. Но я к этому… И Со Юджин действительно живет в одном жилом комплексе со мной…

Жена вскрикнула, и разговор прервался. Кан Инхо развязал галстук и чуть опустил боковое стекло. Ему вдруг впервые бросилась в глаза надпись на здании Муджинского окружного суда: «Свобода, равенство, справедливость!»

Юн Чаэ со свирепым видом стояла за кафедрой свидетелей. Непонятно, что задумал Хван, вызвав ее на дачу свидетельских показаний; в любом случае из всего преподавательского состава интерната она особенно рьяно выгораживала директора. Трудно сказать, связаны ли имя приемной дочери основателя и название интерната, однако, по слухам, она состояла в любовной связи со своим названым старшим братом — директором Ли Гансоком. И возможно, особая жестокость, которую проявила Юн Чаэ во время линчевания Ёнду, отчасти вызвана ревностью.

— Свидетель! Вы являетесь куратором внешкольного образования в общежитии интерната «Чаэ», не так ли? — спросил адвокат Хван.

— Да, это так, — отчеканила Юн Чаэ.

— Какой у вас стаж работы?

— Это мой восьмой год.

— Ого! Немаленький срок! По моим данным, хотя это довольно прискорбный факт, среди преподавателей школы и кураторов общежития интерната «Чаэ» вы, не являясь глухонемой, лучше всех владеете языком жестов. Это правда?

— Да, правда. Достопочтенный основатель интерната «Чаэ» господин Ли Чунбом под псевдонимом Пэсан с ранних лет воспитывал меня в качестве приемной дочери, поэтому все детство я провела в интернате и достаточно долго находилась среди глухонемых детей.

— Выходит, вы в течение долгого времени наблюдали за воспитанниками и хорошо знаете учеников, которые заявили, что пострадали от рук подозреваемых. Кроме того, вы, должно быть, хорошо осведомлены об отличительных особенностях глухонемых детей по сравнению с другими инвалидами.

Прокурор поднялся с места:

— Ваша честь! Защита сейчас задает свидетелю вопросы, никоим образом не связанные с делом.

Разумеется, адвокат тут же возразил:

— Не согласен. Все дети, обвиняющие подозреваемых, являются инвалидами по слуху и с малых лет жили в этом интернате. Они не похожи на ребят, которых мы встречаем на улицах. Долгое время они находились в изоляции, и, кто знает, возможно, у них совершенно другие ценности и отличное от нас мировоззрение. И это может стать важным ключом в расследовании нашего дела.

— Логично. Можете продолжать допрос!

— Пастор, вам не кажется, что в последнее время судья ведет себя как-то странно? По-моему, уж слишком он снисходителен к адвокату… — возмущенно шепнула Со Юджин пастору Чхве, который, казалось, был глубоко погружен в свои мысли. — Не слишком ли он расшаркивается перед бывшим коллегой?

Пастор задумчиво вздохнул. Неприятный сюрприз с Кан Инхо, прошлое которого стало предметом разоблачения, совершенно выбил его из колеи. А в придачу судья неожиданно стал оказывать явное расположение к обвиняемым… Оба почувствовали неладное, но не могли высказать это вслух.

В это время прозвучал ответ Юн Чаэ:

— Мне кажется, из всех инвалидов иметь дело с глухонемыми сложнее всего. Ведь это люди, которые не могут слышать других. Это порождает известную проблему: мало того что они считают себя единственно правыми, плюс ко всему любят отстаивать свою позицию, даже если сознают ее ошибочность.