разнесла перила и ободрала по пути обои, что доставило Лизе злорадное удовольствие. Одно колесо слетело в процессе ухабистого спуска и лениво прокатилось мимо нее, подпрыгивая на ходу.

Спрыгнув с самой нижней ступеньки, Лиза свернула в фойе. Паника и оторопь к ней вернулись – она успела по ним соскучиться. В попытке защититься от новых снарядов Лиза воздела руки; высоко подпрыгнув, колесо нацелилось ей в лицо, но она споткнулась обо что-то маленькое и упала на четвереньки как раз вовремя, чтобы веер сломанных спиц не выколол ей глаза. Останки кресла врезались во входную дверь, загородив ей проход.

– Хорошая попытка, детки.

Останься.

– Нечего меня уговаривать!

Бессердечная сука.

– О, ну вот, так-то лучше.

Она посмотрела вниз и увидела, что споткнулась о черепаху. Та втянула головку в панцирь, и Лиза провела пальцем по ее спинке.

– Спасибо, дружище.

Почему ты здесь?

Лиза хихикнула:

– Хороший вопрос.

Она гадала, кто из них задал его – кто желал ее больше, и с чего вдруг – так сильно. Мышцы Джозефа напряглись, вены проступили на предплечьях – таким он предстал перед Лизой, на мгновение проявившись на самом краю поля зрения. Колеблющийся образ его мощных рук приглашал в свои призрачные объятия. Рейчел провела ноготками по мощному торсу брата, словно пытаясь удержать его рядом с собой.

Лиза протиснулась вперед, схватила искореженное инвалидное кресло за один из подлокотников и стала дергать, пытаясь отодвинуть его к чертовой матери подальше от входной двери. Зараза встала намертво. Тогда Лиза подошла к окну, схватила то ли вешалку для шляп, то ли какую-то похожую идиотскую вещицу, которые держат в умалишенных домах вроде этого, и со всех сил запустила ею в окно. Стекло треснуло, но не разбилось.

Слабость внезапно вернулась к Лизе, обрушилась на нее разом. Все ушибы, трещины в костях и царапины дали о себе знать. Ребенок внутри нее, возможно, умирает или даже уже мертв – так странно хотеть сохранить его сейчас, когда вчера она чувствовала только тревогу и ужас.

Она шаталась и прихрамывала, не зная, куда еще идти, с кем сражаться, кто ее друзья и что делать. Многие считают, что в такие моменты лучше молиться Богу, своему ангелу-хранителю, покойной бабушке или какому-нибудь общепризнанному благодетелю-святому – кому-нибудь, кто пришел бы на помощь. Дождь хлестал сквозь щели, и она увидела чьи-то глаза в темноте.

– Может, хоть ты поможешь? – простонала Лиза.

Не то пальцы, не то ветки царапнули по окну.

Новый приступ боли скрючил ее – невидимое копье вошло где-то над шеей и стало углубляться, дюйм за дюймом. Она рухнула на пол, и призраки закружились над ней. Джо и Рейчел больше даже не вызывали ненависти – они выглядели такими опустошенными и жалкими.

Оставайся с нами.

В море агонии оставался один маленький островок ужаса, на котором она все еще могла мыслить рационально. Мольбы брата и сестры Джейкоба продолжали сбивать с толку – почему они вдруг проявляют такой интерес, уже будучи не парой похотливых «теплых» молодчиков, а лишь дуновениями спертого воздуха? Стиснув зубы, Лиза глубоко вдохнула – легкие тут же заломило, кровавые пузыри вздулись у ноздрей.

– Ох, засранцы, – ругнулась она в адрес двух то проявляющихся, то растворяющихся мертвых садистов, – зарубите на своих носах, я здесь не останусь. Что бы ни случилось.

Медленно, из-за того, что поврежденные мышцы спины тянули ее вбок, Лиза встала и ухитрилась слегка отодвинуть инвалидное кресло в сторону. Она приоткрыла входную дверь ровно настолько, чтобы можно было протиснуться внутрь, и вылезла за нее, оставляя на косяке кровавые следы.

Она не знала, где ключи от машины, но их точно не было в замке зажигания или в кармашке солнцезащитного козырька. Только киношники, насколько она знала, полагали, что где-то есть достаточно глупые люди, хранящие такую важную вещь в подобных местах.

Ей просто нужно было выйти из дома. Добраться до дороги… по крайней мере, до машины. Лучше умереть там, чем в этом чокнутом доме.

Лиза, пошатываясь, направилась к пруду.

Мертвое, будто вспомнив залитые солнцем летние дни безумия и неги, засмеялось и зашипело – и последовало за ней.

Капли дождя коснулись кожи новорожденного.

Черепаха в фойе высунула голову из панциря.

Странно думать, что даже после всего, что случилось с ним и его семьей, Джейкоб никогда не думал о смерти как о чем-то истинном и конечном. Самоубийство виделось ему не столько концом, сколько формой защиты, бегством от преследования, спасением души.

Велик ли будет страх созданья Божьего, если на его глазах Творец наложит на себя руки?

– Обними меня, – проворковала Элизабет, и ему уже не хотелось противиться. Она была так красива, что Джейкоб испытывал прилив радости всякий раз, когда смотрел на нее – даже на больную, умирающую. Он обнял девушку – и услышал странный звук, словно бы шорох; ее рассыпчатая плоть возвращалась на место. Теперь она более не казалась больной, темные круги под глазами исчезли, осунувшееся лицо снова разгладилось и наполнилось жизнью.

Вопросы множились, а ответов не было. Что считать правдой? Неужели он создал эту Элизабет, искусственную отщепленную душу, и спрятал на задворках своего разума до тех пор, пока она ему снова не понадобится? Вполне логично – но не менее логичной ему казалась и мысль о том, что она на самом деле была творением отца. Уж отец-то горазд был засеивать семена своих мыслей так, чтобы те давали всходы в чужих головах. Но какие же силы облекли очередную выдумку отца подобием плоти? Элизабет – сила природы, нимфа из земли Стоунтроу? Душа какого-нибудь мертвого ребенка – девочка, которая заблудилась и умерла здесь, на ложе из листьев, и так и не обрела покоя? Бывают ведь такие демоны, с которыми заключишь договор – а по счетам в итоге заплатят совсем другие люди. Именно это, похоже, и произошло с его семьей.

«Персонажи, – сказал папа, – самый важный элемент твоего искусства. Они должны родиться в твоей голове, но оставаться свободными, чтобы изменяться и расти. Иначе они так и останутся манекенами, неизменными от истории к истории».

Бет – его девушка, его дама сердца, лучшая подруга, этот суккуб, ставший реальным и голодным, – смотрела на него со слезами на глазах. Она повторила это снова, настаивая:

– Обними меня.

– Конечно, – сказал он, обнимая ее.

– Крепче.

– Да.

– Я тебя люблю. – Она всхлипнула.

– Ты просто хочешь, чтобы я умер.

– Да. – Бет отстранила его на расстояние вытянутой руки, вглядываясь в лицо, словно ища следы какого-то чувства, что уже прошло. Бант все еще