Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы – полковник Лейк (начальник политического отдела администрации), шофер и я – ехали, подпрыгивая на песчаных ухабах, в шестиколесном армейском грузовике вдоль заброшенного железнодорожного полотна, хранившего волнообразный рельеф в тех местах, где некогда лежали шпалы. За два часа мы добрались до лагеря[112]. Накануне сюда передислоцировали вновь прибывший аденский военный контингент. Судя по всему, разбить в данных условиях отвечающий стандартам бивуак весьма затруднительно; аллея сигнальных флагов вела к центру, вокруг которого были симметрично размечены места для палаток. С установкой палаток, как мы видели, тоже пришлось повозиться, не говоря уже о большом шатре кубической формы, где планировалось разместить дарбар наместника[113]; дул сильный горячий ветер; чтобы сдерживать неугомонный песок, по земле разбросали сено и тростник, но без особой пользы. В воздухе вихрились облака песчаной пыли.
К моменту нашего приезда как раз завершилась установка большого шатра; участники этой спецоперации отошли, чтобы полюбоваться своей работой. От них отделился старший субалтерн, чтобы нас поприветствовать.
– Слава тебе господи, управились. С пяти утра не покладая рук трудимся. Теперь можно и по стаканчику пропустить.
Во время его речи шатер сначала вздулся куполом, затем прогнулся и в конце концов рухнул; смиренные низкорослые арабы вновь приступили к работе и начали выкладывать из камней почти метровой глубины фундамент, способный удержать колышки в рыхлом песке.
После завтрака в палатке, оборудованной под офицерскую столовую, нам удалось немного вздремнуть, а потом мы с полковником Лейком проехали остававшиеся до города две мили. Ничего примечательного в этом арабском поселении не было: те же серо-коричневые домишки с плоскими крышами, те же запутанные переулки. Дворец султана, спроектированный по европейским стандартам, в размерах уступал крепости Гебби в Аддисе, однако превосходил ее в смысле планировки и ухоженности; перед дворцом красовались регулярные сады, а сам город окружали не только ярко-зеленые лужайки, но и рощицы кокосовых и финиковых пальм.
Завершенное не так давно строительство электростанции позволило провести электричество почти во все объекты городского значения. Это новшество – предмет несомненной гордости; дабы заострить на нем внимание приезжих, султан инициировал такой проект (довольно неудачный), как возведение нового гостиничного комплекса непосредственно над электростанцией. К счастью, он еще был недостроен, и нас направили в старый гостевой дом – стоящую на окраине, у кромки полей, симпатичную, но изрядно обветшалую виллу в псевдоевропейском стиле. Здесь полковник Лейк оставил меня на попечение араба-управляющего, предварительно выяснив, что в доме живут еще двое постояльцев – немецкие инженеры, занятые на службе у султана. Кроме них, в городе не было ни одного европейца.
Немцы появились примерно через час. Молодые люди – оба, как я узнал позже, в возрасте двадцати двух лет – вернулись с работы в комбинезонах; они говорили по-английски, один чуть лучше другого, но оба весьма бегло, громко и невнятно. Первым делом они извинились за свой внешний вид. Сказали, что им даже неловко вести со мной беседу: сперва надо принять душ и переодеться. На верхней лестничной площадке у них было оборудовано нечто вроде душевой. Скрывшись на несколько минут за шторкой из мешковины, немцы вдоволь наплескались и сошли вниз – нагие, мокрые и успокоившиеся. Они вытерлись, расчесали волосы, надели элегантные льняные костюмы и распорядились подавать ужин. Извлеченные из-под кроватей бутылки «Амстела» инженеры отнесли в душевую лохань охлаждаться и вскрыли в честь моего приезда банку зеленых слив. Очень дружелюбные и щедрые мне попались соседи.
На ужин подавали чрезвычайно острое мясное рагу и салат. Изысканностью здешняя кухня не отличалась, как поведали немцы, потому что управляющий, по их подозрению, обманывал и султана, и их самих, присваивая положенные им пайки и вместо этого закупая продукты более низкого качества; препираться, впрочем, они не планировали; их жалованья с лихвой хватало на то, чтобы дополнять свой рацион печеньем, пивом и консервированными фруктами, а любой конфликт с управляющим грозил, по-видимому, выйти им боком. Кроме того, они предупредили, что сами привыкли к местному питанию, но у меня оно может спровоцировать ряд нешуточных заболеваний. Вначале немцы постоянно страдали дизентерией и крапивницей; а вдобавок противомоскитные сетки, слишком короткие и дырявые, не справлялись со своей функцией. Так что малярии, считай, мне было не избежать. Да и салат, приговаривали они, накладывая себе щедрые порции, кишит возбудителями тифа.
Передаю эти сведения лапидарно и просто, как будто услышал их именно в такой форме. Беседа, однако, длилась на протяжении всего ужина и еще минут тридцать после его окончания. Мои соседи говорили наперебой, а когда в их рассказе возникали нестыковки, один старался перекричать другого.
– Мы потому так хорошо владеем английским, что постоянно общаемся на нем с друзьями-голландцами в Адене, – объяснили инженеры (но опять же с множеством неясностей, противоречий и лишних подробностей). – От них, собственно, и нахватались.
Несколько раз наша беседа прерывалась. Электрические лампочки временами тускнели, начинали мигать и гасли. Причем один раз мы так долго сидели без света, что все вместе отправились было на электростанцию – выяснять, что там творится. Однако стоило нам выйти на улицу, как в помещении снова загорелся свет, и мы смогли вернуться к беседе. Звание «инженер», как я понял, предполагало решение самых разнообразных задач. В тот вечер немцам трижды доставляли записки из дворца: в первой сообщалось о неисправности ватерклозета, починить который требовалось завтра с самого утра; во второй – о необходимости вытащить из сточной канавы один из новых тракторов султана Ахмеда (родного брата султана Лахджа), а в третьей – о постоянных перебоях со светом. Такие неурядицы аккуратно брались на карандаш и доводились до сведения инженеров.
Наутро мне предстояла аудиенция у султана. Его высочество, невозмутимого вида мужчина средних лет, выбрал для нашей встречи полуевропейский костюм: тюрбан, черный сюртук и белые льняные брюки. Как глава рода Фадли, наследных правителей из племени абдали, а также, пусть и недолго, бывших властелинов Адена, он, безусловно, занимает исключительно влиятельное положение в протекторате.
Во всей Южной Аравии дворец султана – это единственное по-настоящему надежное место. Ведь в Лахдже нет приглашенного советника по вопросам безопасности и даже не делается попытки создать внутреннее охранное ведомство. На территории, подвластной султану, его полномочия регулируются только традиционными нормами права его собственного народа.