Дыхание перехватило. Яков Афанасьевич, швырнув Кира через бедро, зажал его руку, выгнув кисть в болевом захвате. Секунду ошарашенный Кирилл видел красное толстощекое лицо прямо над собой, потом оно отодвинулось, и агроном вскричал, отпуская его:

— Прости, Кир Иванович! Извини, дорогой, я… Просто так вышло, не хотел я, случайно…

Он попытался поставить Кира на ноги, но тот оттолкнул его, вскочил сам.

— Ты вообще офонарел! Случайно, блин?!

— Это так, ну, рефлекс, я просто в юности дзюдо занимался! Не хочу, чтобы ты внутрь заглядывал, ради тебя же, пойми — тебе плохо будет, ну вот как мне сейчас плохо, только еще хуже…

— Да пошел ты со своим дзюдо! — заорал Кирилл.

Ответом ему было испуганное лошадиное ржание. Не просто испуганное — паническое. Следом из подворотни за киоском донеслись крик и тявканье.

— Маруська! — Яков бросился туда.

Кир, подхватив с асфальта рогатку, побежал следом. На ходу зарядил ее новой гайкой.

Он догнал пыхтящего Якова возле киоска. Пока они были на площади, тот закрывал от взгляда подворотню, а теперь она стала видна. Машина стояла на том же месте, сбоку от нее торчали дергающиеся лошадиные ноги, во дворе позади кричали, рычали и тявкали. Яков бросился мимо автовозки, а Кирилл с ходу вскочил на нее, до предела натянув резиновый жгут, прыгнул на заднюю часть — и увидел сверху горбатую гиену. Тварь, поставив на голову Маруськи передние лапы, приникла пастью к ее горлу, рвала, разбрызгивая красное. Свистнул жгут, тяжелая гайка врезалась гиене в загривок, там хрустнуло, она взвыла — и тут же тесак прорубил ей спину.

Тварь свалилась на Маруську, которая глянула на людей выпученным темным глазом — и, брыкнув напоследок ногами, издохла. Яков вырвал из спины гиены тесак и бросился дальше. Кирилл, спрыгнув, поспешил за ним, на ходу выуживая из кармана вторую гайку.

На краю небольшого дворика с перевернутым мусорным баком навзничь лежал человек в разорванной темно-синей форме ГИБДД. Рядом валялась палка, на конце пробитая большим гвоздем, к острому концу которого прилипли влажные клочья шерсти.

Размахивая тесаком, Яков наступал на двух гиен с окровавленными мордами, они пятились и рычали, скаля кривые клыки. Кир выстрелил на бегу, гайка стукнула в асфальт перед гиеной, срикошетив, ударила ее по лапе. Тварь взвизгнула, вторая хрипло залаяла. Выхватив катану, Кирилл бросился к ним. Яков прыгнул вперед, замахиваясь — и твари, разом повернувшись, рванулись прочь. Одна поджимала лапу.

Когда они исчезли на другой стороне двора, Яков склонился над раненым. Кирилл, ощутив, что штаны сзади мокрые, стащил рюкзак со спины, положил на асфальт и присел над ним. Еще в доме бабки Пани он вытащил крабовые палочки, которые они с Яковом сразу съели, чтоб не испортились, и бутыли с водой. Заново наполнив их другой, из колодца, Кир две бутылки положил в автовозку, а одну спрятал обратно в рюкзак, и вот теперь она лопнула. Хорошо еще, что лежала в боковом отделении, а не возле лэптопа. Кир достал ее, свинтив пробку, сделал несколько глотков и швырнул бутыль в мусор.

— Откуда этот ошейник? — спросил Яков Афанасьевич у полицейского.

Сунув катану в ножны, Кирилл выпрямился и шагнул к ним. Раненый лежал неподвижно, только сжатая в кулак левая рука раз за разом била по асфальту. Лицо, шею, на которой был большой кожаный ошейник, грудь и живот его заливала кровь. Яков сидел рядом, прямо в темно-красной луже, растекающейся из-под полицейского, просунув ладонь ему под затылок, заглядывал в глаза.

Крови было много, просто очень много. У Кирилла закружилась голова, он начал сглатывать, чтобы не стошнило, пошире расставил ноги, но не отводил взгляд от тела. Не потому, что хотел быть мужественным, а из практических соображений: скорее всего, в ближайшие дни кровь и умирающих людей он будет видеть часто, значит, надо привыкнуть к этому зрелищу, приучить к нему сознание. Почему люди боятся подобных картин? Да потому, что они грубо, резко напоминают о том, что твое тело — просто мясистый бурдюк с кровью, что ты и сам смертен, очень смертен, что лишить тебя жизни совсем несложно. А теперь смерти вокруг будет много, пора привыкать. Поэтому он смотрел, не отворачивался, часто сглатывал и дышал носом, сцепив зубы.

— Откуда ошейник, браток? — повторил Яков.

— Я в похоронной команде… — пробормотал полицейский.

— В какой команде? — агроном приподнял голову умирающего. — О чем ты?

Кир присел с другой стороны от тела, но подальше, чтобы не мазаться в крови. Пошарив по карманам, нашел сигареты.

— Они согнали… — теперь полицейский хрипел, и понять его стало труднее. С каждым словом он бил по асфальту кулаком. — Как дым, сизый такой… тяжелый, у земли… Два этажа накрывает, три… Вниз сочится. Потом с верхних… Нас… Всех, кто там… Свозить тела…

— Ошейник надели варханы? — спросил Кирилл, но подумал, что умирающий вряд ли знает это слово, и добавил: — Эти, которые на город напали?

— Они базу ОМОНа накрыли! — захрипел полицейский. — Четыре цистерны… со всех сторон. Пустили, там все… Мечутся… Сколько трупов, боже мой, сколько трупов! Мы их стаскивали потом…

Он смолк. Бьющая по асфальту рука замерла. Яков нагнулся ниже, заглядывая в лицо, прижал пальцы к шее. Встал, забыв тесак на асфальте, и пошел к автовозке, сильно сутулясь. Руки безвольно покачивались. Кирилл подобрал тесак, застегнул рюкзак, взял его за лямку и, волоча за собой, направился следом.

Агроном, глядя в стену, отвязывал труп Маруськи, рвал ремешок непослушными пальцами. Кир надел рюкзак, снова достал пачку сигарет, вытащил две, прикурил, одну сунул в зубы Якову. Тот кивнул. Сигарета повисла между губ, почти касаясь пухлого розового подбородка.

— Что ты видел на вокзале? — спросил Кирилл.

Агроном будто проснулся. Вскинул голову, сигарета дернулась, он судорожно затянулся, ноздрями выпустив дым. Вытащил сигарету из рта и сказал:

— Груда костей. Большая груда обгоревших костей посреди зала. Очень большая.

Кирилл затянулся несколько раз подряд. Тесак он положил на бортик, Яков взял оружие, вытер кровь о пакет с травой и сунул тесак в чехол. Сбросив мусорные пакеты на асфальт, полез в машину.

— Человеческих костей? — спросил Кирилл.

— Конечно, чьих еще? Тела стащили на вокзал и сожгли. Забирайся, поедем.

Кир, залезая на автовозку, мотнул головой в сторону двора.

— Этот про похоронные команды говорил. А возле торгового центра, ну, где машины ночью горели на перекрестке, я вроде видел одного вархана с таким коробом на спине… В играх с похожими огнеметчики ходят.

— В каких играх?

— Компьютерных.

— Понятно, — сказал Яков Афанасьевич, заводя мотор. — Они обеззараживают город.

— Что? — переспросил Кирилл, но агроном не ответил.

Когда автовозка выкатила из подворотни, Яков повел ее по самому краю вокзальной площади. Кир, увидев необычно длинную и широкую антенну над домами, выпрямился и приложил руку козырьком ко лбу.