Голова медведя откинулась назад, лапы обмякли. Зверь перевернулся на другой бок и замер.

Прерия огласилась победными воплями вождя и его сына.

Отдышавшись, они принялись рассматривать медведя. Это был необыкновенно крупный и сильный зверь среднего возраста. Харка с благоговейным страхом смотрел на огромную серую тушу, на страшные зубы и лапы, которые могли разорвать его на куски.

— Ты победил его, отец! — произнес сказал Харка с гордостью и восхищением. — Ты задушил медведя! Такого еще не бывало!

— Мы вместе победили его, Харка.

Харка все еще ходил вокруг зверя. Он уже много слышал о сером медведе, но видел его в первый раз. И убил его отец! Как будут радоваться Сыновья Большой Медведицы! Оперенная Стрела был отомщен.

— Эта шкура украсит наш вигвам, — сказал Маттотаупа.

— А из когтей ты сделаешь себе ожерелье, отец! И оно будет еще лучше, чем ожерелье Длинного Копья.

— Да, ожерелье. И мясом его мы тоже полакомимся, Харка. Мы будем есть медвежьи лапы! Ты же знаешь, я уже привез медвежьи лапы. Мы на славу угостим гостей!

Харка рассмеялся:

— Да, отец, медвежьи лапы всем придутся по вкусу. Может, нам сразу снять с него шкуру?

Маттотаупа посмотрел на солнце:

— Да, надо поторопиться. Снимем шкуру и возьмем ее вместе с лапами с собой. А остальное принесут женщины.

Они принялись за работу. Харка со знанием дела помогал отцу. Снимать шкуру с гризли ему еще не приходилось, зато с мелким зверьем он давно уже легко управлялся.

— Что скажут Татанка-Йотанка и Хавандшита, отец? Ведь дух медведя нас не покарал.

— Он не покарал нас. И мы будем танцевать, чтобы задобрить его.

— В стойбище пришел еще один белый человек. Четан сказал, что он хорошо стреляет.

— Это мы скоро увидим.

— Теперь Желтая Борода может нарисовать тебя?

— Да, теперь он может меня нарисовать. Хау!

Наконец шкура была снята. Маттотаупа перебросил ее через спину своего дрожащего мустанга, и они легким галопом поскакали по залитой золотым закатным светом прерии к родным вигвамам.

Маттотаупа и Харка не торопились, но и не медлили. Они наслаждались сознанием, что совершили нечто важное, значительное, преодолев опасность, и возвращались домой победителями. Там их ликующими криками встретят юноши и подростки, а воины и старейшины выразят им свое восхищение. Какое счастливое совпадение, что в день, когда гостем Сыновей Большой Медведицы стал сам Татанка-Йотанка, один из мудрейших шаманов и вождей племени дакота, Маттотаупа возвращался домой со шкурой серого медведя, огромнейшего из всех, что когда-либо видели его воины!

Харка, ехавший за отцом, то и дело с восхищением поглядывал на медвежью шкуру, предвкушая почетную встречу, которую им устроят в стойбище. Им, избавившим своих братьев от страха перед хищником! Он любовался травами, колеблемыми ветром, синевой неба, по которому быстро плыли белые облака, слушал тихий плеск Конского ручья. А впереди его зоркое око уже различало темные очертания рощицы, за которой стояли вигвамы.

Вдруг он заметил какие-то движущиеся точки. Маттотаупа тоже повернул голову в ту же сторону и в следующий миг натянул поводья и остановил мустанга.

— Харка, что ты видишь? — спросил он.

— Четыре лошади, отец. Две и еще две. С всадниками. Но… кажется, всадников всего два.

Маттотаупа продолжал всматриваться в даль, не спеша с ответом.

— Они едут шагом, — сказал он наконец.

— Да. Очень медленно. На восток.

— Догоним их. Я должен знать, кто это.

Они пустили лошадей в галоп.

Индейцы не пользуются седлами и стременами, не ездят рысью, так как это очень неудобно для всадника на неоседланной лошади. Они либо едут шагом, либо скачут галопом.

Незнакомые всадники продолжали ехать медленно, поэтому они быстро догнали их. Это были Далеко Летающая Птица и Длинное Копье. Они вели за собой своих двух мулов с поклажей. Заметив Маттотаупу и Харку, они остановились и подождали их.

Те по индейской привычке скакали прямо на них, словно решив растоптать их, и резко остановились всего в нескольких метрах, подняв мустангов на дыбы.

— Маттотаупа! — радостно воскликнул художник.

— Что мы видим? — одновременно с ним заговорил Длинное Копье. — У тебя шкура медведя! Да еще какая шкура! Но ведь это шкура того самого бродяги, который так испугал нас в горах?.. Великий охотник Маттотаупа! Ты убил такого матерого зверя!

— Да, — ответил вождь и весело рассмеялся.

Харка тоже улыбнулся. Он озабоченным взглядом окинул художника, его спутника и мулов. Что это все значило? Неужели он решил покинуть их, так и не нарисовав портрет великого охотника и не приняв участия в празднике? Харка успел привязаться к Длинному Копью и к художнику, хотя тот и не очень метко стрелял. Но по его мнению, Желтая Борода показал себя умным человеком и к тому же научил его обращаться с мацавакеном. Вспомнив, какие мысли и чувства вызвали у него Длинное Копье и художник, когда он впервые увидел их с песчаного холма, Харка невольно улыбнулся. Теперь он знал, что Желтая Борода носил на голове котелок, чтобы защитить голову от солнца и холода, к которым он не привык, живя в каменных домах белых людей, что в высоких мокасинах удобно переходить вброд реки и что мацавакен — не чудо, а всего лишь оружие, сделанное искусными человеческими руками. Он знал, что целые племена краснокожих живут в плену у белых людей и что Длинное Копье получил от Великого Отца в Вашингтоне разрешение сопровождать художника. О Великом Отце в Вашингтоне у Харки сложилось смутное представление. Наверное, у него тоже желтые волосы и он носит шляпу, думал он. У него в подчинении много воинов, вооруженных мацавакенами.

Но сейчас это было не важно. Почему Далеко Летающая Птица и Длинное Копье со своими мулами покинули стойбище — вот главный вопрос! Похоже, пришло время расставания. Но это же невозможно!

Маттотаупа, скорее всего, думал о том же, но никак не выражал своих мыслей и чувств.

— Не устроить ли нам вместе небольшой привал? — приветливо спросил он путников.

Далеко Летающая Птица и Длинное Копье, казалось, были удивлены, но охотно согласились. Они спешились и пустили лошадей и мулов свободно пастись. В прерии все было спокойно, никакой опасности им не грозило, поэтому не было нужды треножить и привязывать животных.

Маттотаупа и шайенн достали трубки, художник — неизменную сигару.