Будь на моем месте Алина, она тот час бы отрекомендовалась работником полиции. Я не столь смелая, боюсь оказаться в неловком положении, когда меня попросят предъявить удостоверение. Поэтому я скромно представилась:

– Марина Клюквина – частное детективное агентство. Бывшая жена Павла Алексеевича попросила наше агентство во всем разобраться.

– Я-то чем могу вам помочь? – с ноткой раздражения в голосе спросила Людмила Владимировна.

– Расскажите все, что знаете о Бабенко. Давно он у вас работал?

– Давно. Я пришла сюда работать, он уже был ведущим сотрудником. О Павле Алексеевиче все, и я в том числе, были очень высокого мнения. Умный, добрый, образованный человек. Мы его любили, уважали. Наше рекламное агентство понесло невосполнимую утрату.

– Людмила Владимировна, – оборвала я ее. – Я понимаю, о покойнике надо говорить или хорошо, или молчать.

– Так он действительно таким был, – встрепенулась Мирошниченко.

– Допустим, но знаете, за каждым человеком тянется шлейф грешков, – намекнула я.

Она обиделась.

– Я не собираю сплетен.

– Какие сплетни?! Это жизнь. Вот вы, например, знаете, почему главный редактор вечерней газеты работал обыкновенным рекламным агентом?

– Положим, не обыкновенным. Павел Алексеевич работал ведущим специалистом.

– И все равно! Он руководил газетой. Его боялись сильные мира сего.

– Так ведь это когда было, – хмыкнула Мирошниченко. – Сейчас налоговую инспекцию боятся больше, чем прессу. Более того, чем критичнее статья, тем больше о тебе говорят. Пиар! За который и платить не надо.

– Это когда речь идет о деятелях искусства, а для хозяйственников и политиков – это приговор.

– Скажите тоже – приговор. А, собственно, в чем дело? К чему вообще бывшей жене знать, как погиб ее бывший муж? – поинтересовалась Людмила Владимировна.

– Да так, хочет поставить точку над «i».

– Честно, ничего такого, что бы вас могло заинтересовать, не слышала. Ни кто обидел Бабенко, ни кого он обидел. У нас он очень тихо себя вел. Сидел в своем кабинете, работал. Статьи рекламные писал, заглавия придумывал, рекламные слоганы, сценарии.

– А какая фирма премировала его путевкой на Сейшелы?

– Авиакомпания наша местная. Наверное, видели по всему городу бигборды? «Только с нами ваши мечты станут реальностью». «Наши возможности не имеют границ. Вы с нами?» А еще статьи в журналы, которые поступают в печать, а также распространяются на борту авиалайнера. Статьи заказывала авиакомпания, а писал их Бабенко. По правде сказать, на Сейшелы собирался с семьей лететь директор агентства, но в последнюю минуту он поменял острова на горный курорт в Альпах. Я поехать не смогла: у сестры свадьба. А больше и ехать некому. Не Машку же посылать?!

– А деньгами ваш шеф с авиакомпании взять не захотел?

– Это сложнее. Живые деньги всем нужны. У авиакомпании тоже ведь есть обязательства, например, перед туристическими агентствами, главными заказчиками билетов в экзотические страны. Бартер!

Об этом мне хорошо было известно. Сначала просишь авиакомпанию забронировать тебе несколько десятков билетов, а потом не знаешь, что с ними делать. Если спрос есть – хорошо. А если нет – возникает проблема возврата. Потому и авиаторы, и турменеджеры заранее обговаривают все вопросы, которые могут в дальнейшем возникнуть.

– Вы хотите сказать, что Бабенко случайно оказался на острове?

– Ну этого я не знаю. Возможно, судьба его звала.

– Судьба звала? – переспросила я.

– А разве такого не бывает? Последнее время он какой-то потерянный ходил. На жизнь жаловался. Вот, дескать, один на старости лет остался, дома словом не с кем обмолвиться.

– Сам виноват. Раньше он на одиночество не жаловался, – заметила я. – Столько разбитых сердец в редакции вечерней газеты оставил, не сосчитать. Наверное, потому моя заказчица и развелась с ним.

– Когда я пришла в рекламное агентство, он уже разведен был. И знаете, я не заметила, чтобы дамы вокруг него стаями вились. Всему свое время, наверное.

– Наверное, – согласилась я. – А друзья у Бабенко в агентстве были?

– Он поддерживал со всеми ровные, доброжелательные отношения, но чтобы дружить… – задумалась Людмила Владимировна. – Пожалуй, нет. У нас в основном молодые работают. Разница в двадцать-тридцать лет – слишком велика для дружбы.

– Неужели в вашем агентстве нет ни пятидесятилетних, ни шестидесятилетних?

– Разве что ночной сторож, дядя Слава. Тому шестьдесят пять исполнилось.

«Пожалуй, что сторож нам не подходит, – решила я. – Но может просто сослуживцы?»

– У Бабенко был отдельный кабинет?

– Нет, они с Марией Крыловой в одной комнате сидели. Это наша художница. Талантливая девушка, но жутко безалаберная.

– Я к ней зайду.

– Зайдите, – пожала плечами Мирошниченко. – Только вряд ли она вам больше, чем я, расскажет. У Бабенко был свободный график. В основном он дома работал. Если и приходил, то с утра. Подозреваю, что он еще где-то подрабатывал. Но ни я, ни наш директор не возражали. Бабенко был специалистом в своем деле. Он никогда нас не подводил, ни одного срока не пропустил. Зачем настаивать на твердом графике – с восьми до шести? А Машка… Говори ей, не говори, а раньше десяти она не приходит. Вечные проблемы: то ее затопили, то автобус по пути сломался, то еще что-то.

– Но я все равно зайду.

Как меня и предупреждала Людмила Владимировна, Маша Крылова мне ничего нового не сказала. С ее слов, Бабенко был просто душка: милый отзывчивый старикан, который фонтанировал идеи – и для себя, и для нее, Маши, и еще для пары-тройки молодых сотрудников рекламного агентства. Уж для кого-кого, а для молодежи его смерть стала воистину невосполнимой потерей.

– Я бы на месте нашего директора и Людмилы Владимировны такого человека, как Бабенко, на руках носила. Путевки в санатории ему оплачивала. На спецпаек бы посадила, – с воодушевлением говорила Маша, словно речь шла о живом человеке.

– Но путевку-то ему отдали, – напомнила я. – Правда, не в санаторий.

– А ведь чувствовала я, что добром эта поездка не кончится.

Я, словно охотничья собака, насторожилась, полагая, что Маша сейчас мне раскроет страшную тайну.

– Они ведь, как собаки на сене, на путевке сидели.

– Они – это кто?

– Мирошниченко и наш директор. И сами не могут, и чтобы другой человек поехал – жаба давит. Полтора месяца путевка в сейфе лежала. Все это время Мирошниченко уговаривала заказчиков поменять билеты на другую дату, но до Восьмого марта все рейсы были выкуплены. За две недели до намеченного срока вылета Мирошниченко сунула путевку Бабенко, мол, езжайте, отдохните, коллега. Конечно, все равно путевка пропадает и на зарплате можно сэкономить. Выпихнула мужика! А вот не поехал бы он, может, и жив бы остался.