— Даже имени? — ошеломленно шепчу. — То есть ты ничего не помнишь? Даже родителей? Подругу?

— Нет. — Сострадательным тоном отвечает. — Но ты так говоришь, словно это плохо.

— Это плохо. — Шепчу и касаюсь губами ее руки с обручальным кольцом. — Но не из-за этого. А потому, что нам просто нужно теперь много работать над твоей памятью. Ты должна вспомнить сына, потому что он страдает без тебя. Все страдают.

— И ты?

— И я. Больше всех на планете.

— Мне жаль, что я заставила ... вас страдать. Жаль, что я не помню вас всех ...

— Это не страшно. Главное, что ты проснулась.

— Как тебя зовут?

— Матвей.

— Матвей ... — повторяет, будто пробует моё имя на вкус.

Не могу передать словами насколько я поражен. Боль разъедает меня. Меня бросает в разные стороны, в стены изолированной комнаты, где я натыкаюсь на лезвие ножей. Они словно оставляют кровавые раны на душе, отрезая от нее куски и выбрасывая в пространство космоса.

Я думал, что буду счастлив. Думал, что смогу вернуть все, даже больше, думал, что заслужу семью, которая будет моим лучом надежды и любви в этом мире. Но оказывается мои мысли шли вопреки замыслам вселенной. Ведь любовь и счастье бывает мучительным, может убивать и пытать не хуже боли и горя. Теперь я это знаю.

Потому что это призрачное счастье. Наверное оно всегда такое — призрачное. Ты ждешь его, мечтаешь, надеешься, думаешь вот-вот и я буду счастлив. Еще немного подождать и на меня упадет небесная благодать.

Только нет ее — благодати. Есть только проклятие. Сплошная боль. И самое главное — разочарование. Именно о него разбиваются мечты и надежды.

Смотрю на свою Алину. Она для меня кислород. Маяк на берегу моря. Свет в конце тоннеля. Когда я на нее смотрю и хватаю взгляд темных глаз ... .хватал взгляд! Когда я хватал ее взгляд, то мне казалось, что летел в пропасть, на дне которой была магма с языками пламени. И они касались сердца, обжигали душу. Она смотрела так, что дыхание сбивалось, и мне больше всего на свете хотелось надышаться новым воздухом, тем, что дарила только она. Ведь оно было чистым, горным, с ароматом весенних цветов, с привкусом солнца и голубого неба. Я физически чувствовал прикосновения травы покрытой росой к оголенным ногам...

Тогда.                                                    

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Так я себя чувствовал тогда, до аварии ...                                 

Не сейчас.                                                                     

Теперь ее взгляд скорее полон заинтересованности и сожаления одновременно. Я понимаю, она чудесно осознает, что делает мне больно потерей памяти, но и одновременно не может с этим ничего поделать. Это не ее вина. Только Тимура и Кати. И мне плевать на их судьбы, потому что они забрали у меня одно из самых дорогих чувств в мире: ее любовь. Они за это заплатят собственными судьбами. Отдадут так свой долг передо мной и Марком.

— Матвей ...— Ее голос вырывает из размышлений. — Тебе наверное больно, и я понимаю, мне думаю тоже было бы больно ... Поэтому я ... хочу сказать, что буду пытаться вспомнить. Все.

— Все нормально. — Сдерживаю новые слезы. — Мы с этим справимся.

— Тогда я хотела бы познакомиться с сыном. Ты можешь его привести?

Я удивлен. Она действительно этого хочет? Но пойдет ли это на пользу ей или ему?

— Спрошу у врача для начала, хорошо?

Алина склоняет голову и пронизывает темным взглядом глубоких глаз. На краткий миг я вижу в них ее, ту Алину, что помнит меня и любит. Но эта искра так быстро исчезает, что теперь мне кажется, что это было просто желание увидеть нечто подобное.

*****

На следующий день я привожу Марка в палату интенсивной терапии. Алина все еще там. Сын волнуется, то бледнеет, то краснеет в ожидании и ведет себя просто ужасно. Все не так, и ехали мы очень медленно, и музыка неправильная играла, да и вообще весь мир неправильный. Но я его не ругаю, понимаю, что он так переживает по поводу встречи с мамой. Тем более, что мне пришлось рассказать ему, что она ничего не помнит. Не буду говорить насколько плохо Марк воспринял эту новость и сколько разочарования появилось во взгляде. Но я не мог иначе. Должен был сказать правду. Только из-за этого чувствовал себя ужасно, ведь это моя вина...

Алина, как и вчера, сидит на кровати. Пока она еще не может вставать или ходить. Марк залетает в палату и растерянно останавливается рядом с ней. Я замираю на пороге и с задержкой дыхания наблюдаю за ситуацией, готов в любой момент забрать сына, чтобы он еще больше не травмировался.

— Мам? — Его тонкий голос звучит напряженно и необычно. Он впивается взглядом в Алину, когда она поднимает к нему лицо и рассматривает со странным отражением эмоций на лице.

— Марк? — неожиданно шепчет. Ее голос срывается, она всхлипывает, поднимает руку, чтобы коснуться сына.

— Ты меня помнишь? — Голосом полным слез спрашивает наш сын.

— Я помню твои глаза, дорогой. Именно они помогли найти мне выход.

— Мои глаза? — не понимает Марк.

— Да. Твои. Ты же видел, какие они у тебя синие? — едва дыша говорит. Ее взгляд наполняется слезами, а уста дрожат от рыданий, которые сдерживает.

— Как у папы! — выпаливает Марк.

Алина переводит на меня взгляд. Заглядывает в мои глаза, будто ищет там что-то еще.

— Как у папы ...— шепчет. —Марк ... обними меня. Пожалуйста.

Его не нужно просить дважды. Он словно маленький медвежонок заключает маму в свои сладкие объятия, прижимает маленькими ручками, тычется носиком ей в ключицу, и плачет. Я слышу его всхлипывания. Меня распирает гордость. Потому что все это время Марк держался, как настоящий мужчина. Он боролся с собственной болью не меньше нас всех, поэтому судьба решила наградить его. Ведь Алина его помнит. Даже имя.

Алина

Сын и жених уходят через несколько часов. Все это время Марк не отпускает мою руку, и моё сердце разрывается от боли и сожаления. Потому что я помню сына, но не помню жениха. Как-то обидно даже. А еще мне страшно, что я не смогу вспомнить. Никого. Страшно, что моя жизнь останется полупустой, что пробелы в памяти никогда не заполнятся картинками прошлого, как в случае с Марком.