Когда он вошел в палату, когда я заглянула в его глаза, я почувствовала эту связь: матери и ребенка. Он словно током прошелся по телу, потянул за нужные ниточки в сердце и открыл ту часть мозга, где были все воспоминания с Марком. Все прорисовалось быстро. Сразу. Вот он младенец в роддоме, вот он делает первые шаги, а потом уже рисует машинки. А вот я веду его в садик впервые. Мы волнуемся, оба. Нам обоим страшно. Но мы со всем справляемся, потому что мы семья.

Я помню, что мы были с кем-то в ТЦ, покупали игрушки, в основном роботов. Помню, как смотрели кино ... с кем-то. Помню, как Марку кто-то рассказывал сказку о драконе. Только лицо этого человека не вижу. Просто знаю, что кто-то был рядом. Кто-то, кого любила до боли в душе.

С одной стороны хочется думать, что это мой жених, вот только как ни прискорбно это признавать, именно он не вызывает во мне эмоций. Никаких. Пусто. Абсолютно пусто в сердце при взгляде на него. Сегодня я убедилась, что он отец моего сына, возможно действительно мой жених. Но это ничего не изменило. Потому что его синие глаза не вызывают чувств.

— Добрый день, Алиночка. — В палату входит врач. Он улыбается мне и садится на стульчик рядом с кроватью. — Я твой психотерапевт. Меня зовут Георгий Васильевич.

— Доброго. — Откидываюсь на подушки.

— Начнем с основного и главного: что именно ты помнишь?

— Как есть и пить, как спать. Помню значение многих бытовых предметов и быта в целом.

— Ты понимаешь для чего к примеру эта ручка? — Показывает мне карандаш. Хмыкает. Проверка?

— Это карандаш. Для чего он прекрасно понимаю.

— Алиночка, я здесь, чтобы помочь восстановить память. Я должен знать, что именно убегает от тебя. Либо это полная амнезия, либо частичная, что касается конкретной части жизни. Понимаешь?

— Да. — Выдыхаю и перевожу взгляд на окно. Сейчас там, за стеклом, падает пушистый снег. Он кружит в собственном танце и даже поднимает мне настроение.

— Ладно. Насколько мне уже известно сына ты вспомнила.

— Да.

— Но ни родителей, ни жениха, ни друзей — нет?

— Возможно мне нужно их увидеть?

— Возможно, — с сомнением протягивает врач, — но жениха ты видела уже дважды, а в памяти так и пусто. Или я ошибаюсь?

— Не знаю... Я смотрю в его глаза, и видимо узнаю их. Но почему-то в сердце сразу давит. Поэтому…

— Ты не позволяешь себе вспоминать дальше. Боишься.

— Возможно.

— Думаю мне нужно будет поговорить с твоим женихом.

— Пожалуйста, говорите.— Пожимаю плечами.

— Расскажи мне, что ты помнишь, когда была в коме? Ты спала?

— Нет. Я ... скорее бродила по коридорам. Это был сон и не сон. А потом ... мой сын помог мне выйти. Точнее я шла за его синими глазами. Они манили меня. Тянули домой. Я не могла сопротивляться этому.

— Это хорошо. Как видишь, иногда сопротивляться не лучшее решение. Иногда лучше принять то, что есть. Или то, что тебе предлагают.

— Не знаю. А если то, что есть, плохое? Принесет боль?

— Боль и эмоции, Алиночка, это наша жизнь. Не бывает серого без белого и черного. Не бывает фиолетового без синего и розового. Мы должны чувствовать, переживать, волноваться, плакать. Это нормально. Потому что это значит, что тогда мы так же можем радоваться, испытывать счастье, радоваться-то. Поэтому, мой первый совет — не сопротивляться. В следующий раз попробуй посмотреть на своего жениха немного дольше, загляни глубже, посмотри его душу. Возможно то, что ты там найдешь, тебе понравится.

****

Первая неделю в больнице проходит довольно неплохо, если верить врачам. Ко мне приходят родители, подруга Яна и ее Олег, родители моего жениха. Точнее отец. Всех я вспоминаю. Только с Матвеем не получается. Как только припоминаю совет врача, как только начинаю заглядывать глубже в глаза жениха, меня словно сжигают в адском пламени, рвут, ломают. Поэтому делаю выводы, что я просто боюсь увидеть что-то такое ... вспомнить, что принесет действительно боль. Я трусиха.

Мне не нравится бояться. Не нравится, что я не помню жениха. Как-то же он им стал, значит я любила его ... Тем более он папа Марка. Но все, что я могу, это ругать саму себя по ночам в постели. Большего пока нельзя.

Несмотря на все это, проходит почти месяц. Новый год уже на пороге, а меня отпустили домой. И знаете, что? Матвей учит меня ходить. Да!

Он держит меня за руки, он купил множество специальных тренажеров для этого, помогает, готовит еду, занимается сыном, еще и успевает привести ко мне девушек из салона красоты, которые помогают чувствовать себя живой.

И за все это время Матвей ни разу не попросил поцелуя, хоть тысячу раз наши губы были так близко, что даже я начинала дрожать от странных, незнакомых и одновременно знакомых мне эмоций. Он даже смотрит на меня осторожно, будто я могу снова его забыть. Хотя, честно говоря, я и сама боюсь снова потерять память. Оказывается это очень легко.

Сегодня ко мне приходит мама. Вчера были Яна с Олегом. Подруга осторожно рассказала о Тимуре и Кате, которых, как ни смешно это признавать, тоже помню. Яна поделилась деталями расследования, тихонько, потому что Матвей запрещает мне об этом рассказывать.

Злюсь ли я на этих двух?

Сначала — думала нет, но сейчас — да. Тимур и Катя забрали несколько месяцев моей жизни, моё здоровье, нарушили покой моей семьи, и разрушили душевное состояние сына. Поэтому в одном мы с Матвеем согласны: эти двое должны быть наказаны. К счастью, всем этим занимается знакомый Александра Андреевича, прокуратора, поэтому бывшая Матвея и мой, скорее всего сядут.

— Алиночка, как ты? Готова к Новому году? — мама садится на диван рядом со мной в гостиной.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Марк в саду, хотя мы едва его оттягиваем от меня каждое утро. Но социум нужно посещать. Как рекомендовал психолог, именно социум и расставание на день с мамой покажут, что теперь я никуда не денусь. Вот только детские страхи никто не отменял, и я каждую ночь слушаю, как Матвей успокаивает сына. Слышу, как поет, и я плачу в это время. Потому что хочу быть с ними рядом, а не спать в спальне просто слушая и не имея ни сил ни возможности встать и подойти к сыну.