Там молодые люди веселились от души, попивая душистый шоколад и комментируя особенно удачные места поэмы. Радуясь отсутствию бдительной дуэньи, д’Артаньян подвигался все ближе к мадемуазель Жаклин. Наконец он даже взял девушку за руку, и она совершенно не возражала.

Белый котенок, любимчик Жаклин, привлеченный игрой пальцев, прыгнул к ней на колени.

— Очаровательное создание, — сказал д’Артаньян. — Сидит дома, никто на него не покушается, в политику он не вмешивается. И забот с ним меньше, чем с котами его преосвященства.

— А что случилось с котами его преосвященства?

— Одного украли. Кто и зачем — одному Богу ведомо. А кот какой-то экзотической породы, другого такого в Париже нет…

— Красивый? — с интересом уточнила Жаклин.

— Огромный, пушистый, серый… — Д’Артаньян стал припоминать приметы, которыми снабдил его отец Жозеф, не забывая ласкать нежные пальчики девушки. — Его привезли из Московии. Назвали Портосом. Наверное, это его преосвященство одного из наших мушкетеров-бретеров не вовремя вспомнил. Маркиз де Порто — настоящий великан, а этот кот, как утверждают в Пале-Кардиналь, тоже огромный.

— Так я знаю, кто его украл! — округлила глаза уже слегка раскрасневшаяся от волнения Жаклин.

— Кто?! — от неожиданности Шарль едва не выпустил из рук свою «добычу»…

Торговка прямо-таки приникла к дверному косяку.

Эмилия наконец заметила ее нахальство и вскочила.

— Что это вы, милочка, себе позволяете?! Ну-ка, забирайте свои корзинки и пойдите прочь!

Она даже замахнулась на женщину. Сюзанна — а кто бы это еще мог быть! — отшатнулась. Но ей непременно нужно было услышать, что думает мадемуазель Жаклин о похитителе кота. И Сюзанна была готова подраться с Эмилией за те несколько слов, позволяющих напасть на след.

Д’Артаньян же совместил приятное с полезным. Как бы в неудержимом порыве любопытства он придвинулся к мадемуазель Жаклин и даже обнял девушку правой рукой, левой удерживая ее маленькие ручки.

— В Париже есть женщина, которая разводит породистых кошек, — слегка дрожащим от волнения голоском принялась объяснять Жаклин. — Мой Снежок — от ее ангорской кошки Белоснежки. Она наверняка узнала, что у его преосвященства появился единственный на весь Париж кот из Московии! Но она не дурочка. Она вернет кота, когда убедится, что у ее кошек будут от него котята.

— И когда же, по-вашему, это случится?

— Не раньше чем через месяц!

— Черт побери!..

— О!..

Чертыхаться при даме — самый дурной тон. Д’Артаньян понимал, что нужно немедленно на коленях попросить прощения да еще выслушать длинную и суровую нотацию. И, чтобы не дать мадемуазель Жаклин возможности произнести хоть слово, он немедленно приник губами к ее губам.

Эмилия тем временем принялась звать на помощь горничную и лакея. Но Сюзанна уже услышала то, что ей требовалось. Подхватив корзинки, она кинулась наутек. Не зря она все это время выслеживала д’Артаньяна и Паскаля! А уж найти в Париже особу, которая разводит пушистых кошечек, будет несложно — не так много дам занимаются этим приятным промыслом.

Эмилия ворвалась в гостиную и попятилась.

— Госпожа… — прошептала она.

Жаклин, чье декольте было уже в полном беспорядке, оттолкнула кавалера.

Шарлю стало ясно, что пора бы откланяться.

— Мадемуазель, я счастлив, что видел вас и слышал ваш чудный голос! — искренне произнес он на прощание, целуя руку красавицы. — Надеюсь, я не слишком обременил вас своим присутствием?

— Ну что вы, месье д’Артаньян! Я всегда рада вашему приходу, — лукаво улыбаясь, ответила Жаклин. — Не каждый день можно встретить мушкетера, разбирающегося в литературе!

— Могу я надеяться на новую встречу с вами, мадемуазель?

— О, месье, в этом мире нет ничего невозможного… для смелых и решительных мужчин!

Эмилия схватилась за сердце.

Остаток пути до дома Шарль проделал незаметно для себя. В приподнятом настроении он даже не обратил внимания на унылую физиономию всегда жизнерадостного Планше. Но когда оказался в комнате, заметил, что постель непривычно аккуратно застелена, а на подоконнике появились подозрительные красные подтеки.

— А ну, сибарит, сознавайся, чего натворил? — грозно вопросил он слугу.

— Э-э… ваша милость, так вы вчера бутылку недопитую прямо на окно поставили… А я утром-то, как вы изволили на службу отбыть, решил в комнате прибраться, — затараторил Планше, бегая взглядом по углам. — Ну и… промахнулся по бутылке-то, задел за горлышко, а она возьми да и опрокинься! Вот!..

— И где же она?

— Ну… я ее вып… выбросил то есть…

— Недопитую?

— Так вылилось вино-то!..

— Все до капли?

— Почти…

— «Почти» — это сколько? Только не ври! — Д’Артаньян уже с трудом сдерживал смех, и ему стоило немалых усилий сохранять на лице суровое выражение.

— Полста… стаканчик примерно… ма-аленький…

— Ясно. Значит, имей в виду: стоимость бутылки вычту из твоего жалованья!..

— Да ведь вы, ваша милость, жалованья мне и так уже два месяца не платите! — с обидой воскликнул пройдоха.

— Не смей при мне говорить о деньгах! Лучше признавайся, что с постелью сделал?

— Пе-перестелил… По-постирать отдал…

— С чего бы? Она и так не грязная была?

— За-запачкалась, ваша милость… Вы вчера прямо в сапогах в нее улеглись…

Д’Артаньян перестал наконец сдерживаться и расхохотался. Этот пронырливый и сообразительный парень ему понравился сразу, еще во время их первого знакомства.

— Ладно, Пьер, — великодушно сказал он, — можешь дальше не сочинять. Так и быть, прощаю на сей раз все твои прегрешения. Скажи лучше, кто-нибудь заходил, спрашивал меня?

— Да, ваша милость. — Планше заметно воспрял духом, как только понял, что гроза миновала. — Давеча заглянул какой-то монах-капуцин, назвался Паскалем и объявил, что будет ждать вашу милость в трактире «Быстрая лань», что на северном конце Большого рынка.

— Ага! Значит, он что-то пронюхал!

— Я бы на вашем месте поостерегся туда ходить…

— Почему?

— Это плохое место для благородного господина.

— Эх, дружище Планше, — д’Артаньян крепко хлопнул слугу по плечу, — я ржавею без приключений! Поэтому очень рад, что мой помощник, капуцин, похоже, нашел дело, достойное мушкетера и дворянина! И я не премину им заняться. Так что приготовь-ка мне наряд для прогулки по ночному Парижу…

И пока Шарль с энтузиазмом чистил и заряжал пистоль и правил клинок шпаги оселком, Планше, по привычке ворча, проверил и выложил на постель любимые хозяином дублет с кольчужными вставками на груди и плечах, кожаные штаны и кожаный колет. Шляпа с жемчужно-серым пером, короткий плащ и ботфорты ждали мушкетера возле двери.