И тут дернул черт Калмычкова поговорить с Ксюней. Он видел, как напряглась Валентина, когда шутки-прибаутки незаметно перетекли в прощупывание Ксюниных позиций. «Спокойно! — взглядом удержал жену. — Техникой допроса владеем».

Повспоминали былые радости и развлечения. Определились с новыми. Ксюня с увлечением рассказывала о новой компании. Какие там все умные и замечательные. Как весело ей с новыми друзьями. Десятки имен, мест и мероприятий. Калмычков подмигнул Валентине: «Учись, салага! Теперь не придется искать вслепую. В случае чего…»

Места Ксюня называла недешевые. Зато известные. Мероприятия свелись к «соберемся, потусим». Фамилии, имена и прозвища Калмычков запомнил без труда. Среди них ни разу не мелькнули фотографы. «Случайное знакомство?» Он перевел разговор на другие темы, а потом еще дважды возвращался к друзьям. Она ни словом не обмолвилась о парнях, у которых ее нашел Женька. Пришлось отстать.

Допили чай, Валентина занялась посудой. Ксюня встала из-за стола, но он ласково придержал ее за руку, не давая уйти.

— Дочуль, а этих ребят, у которых тебя дядя Женя нашел, ты давно знаешь? — спросил легко, ласково. А Ксюню как подменили.

— Какой же ты, папа!.. Правильно говорят про вас…

— А, что про нас говорят, доченька?:

— Куда мента ни целуй, у него везде… Сам знаешь!.. — она вырвала руку и ушла в комнату. Оттолкнув Калмычкова, за ней побежала Валентина.

Когда он встал в дверном проеме, они сидели обнявшись на диване, Ксюня всхлипывала: «Только с классными парнями познакомилась, он своего дядю Женю напустил. Чуть со стыда не сгорела… Мне потом позвонили, про родителей спросили. Я сказала, что папа в милиции работает. Они мне такого про ментов рассказали!.. Велели больше не приходить и даже имена их не вспоминать…»

— Чем же так милиционеры им не нравятся? — спросил Калмычков.

— А ты не знаешь? — огрызнулась дочь. Валентина замахала рукой, прося его уйти.

— Уж просвети неразумного…

— Взятки менты берут. Наркоторговцев прикрывают. Да!.. И проституток! Светка мне рассказала, как в милицию на субботники возят.

— Светка — это Дорохова Светлана Владимировна? Которая с тобой у парней была?

— Не знаю, я у нее фамилии не спрашивала! — Ксюня балансировала на грани истерики.

— Коля, прекрати! — взмолилась Валентина.

— Наша умная дочь с проститутками дружит! — Калмычков не сдержался. — Они, конечно, лучше, чем эти мерзкие милиционеры!

— Да, лучше! — Ксюне достался его характер. — Они не прячутся за своими погонами!

— И ребята твои тоже лучше?

— Уж взяток не берут!

— А ты знаешь, что они снимают порноролики? Причем детскую порнографию, для педофилов, — не сдержался Калмычков.

— Что снимают? Порнуху? — Ксюня споткнулась об это открытие, но злой запал взял свое. — Ну и пусть! А ваши — пьяных грабят и людей насмерть забивают. Я по телеку видела.

— А… — хотел заступиться за органы Калмычков, но Валентина не дала:

— Хватит! Она — ребенок, но ты-то…

Калмычков махнул рукой и пошел на кухню:

— То пристает — поговори… — бубнил про себя. Только ночью, в кровати он рассказал Валентине про Ксюниных друзей-фотографов. Она вся сжалась: «Какую беду миновали…»

Утром в понедельник посланные опера доложат: «В указанный адрес никто не возвращался. Упорхнули птички».

14 ноября, понедельник

На четырнадцатое ноября, полдень, количество самоубийств с применением видеозаписи достигло ста двадцати шести. Трое прибавилось в Питере, шесть в Москве. Остальные по восемнадцати областям. До предсказанной Лиходедом лавины пока не дотягивало, но послепраздничное похмелье из голов большого начальства выдуло.

Утром генерал Арапов отправил Калмычкова и Перельмана отчитываться перед руководством Главка. Больше досталось Перельману, и весь день он поскуливал, запершись в кабинете.

Калмычкову на переживания времени не хватило. Опер Володя Сапунов раскопал по учетам, что «фотохудожники» Иванов, Паршев и еще двое, не известные Калмычкову, привлекались по обвинению в изготовлении порнопродукции всего год назад. Заявление от родителей второклассников одной из школ поступило в 38-й отдел милиции. Дознание вели ребята из этого отдела и Адмиралтейское РУВД.

Калмычков немного остыл за выходные. Не дал злобе подмять разум. Правило «не лезть в чужие дела» тоже за пояс не заткнешь. Но разве дело — чужое? Он еще колебался, когда второй Володя, Трофимов, удивленно воскликнул: «Тридцать восьмое? Это ж мое отделение. Про фотографов — не помню. Наверно, я тогда в Чечню ездил».

Он набрал номер кого-то из своих сослуживцев, потом другого. Через пятнадцать минут Калмычков знал, что по заявлению родителей четверых второклассников школы №… было возбуждено дело и проводилось предварительное расследование по факту фотосъемки несовершеннолетних, с признаками развратных действий в отношении их. Опера 38-го участвовали в задержании. Подробности надо смотреть в деле. Помнят, что прокуратура довела его до суда, но была и какая-то возня. Дело поднимать надо.

Калмычков отзвонился в районную прокуратуру, благо, с адмиралтейскими у него лады. Выяснил номер дела. Следователь, работавший по делу, оказался в отпуске, но коллеги подсказали фамилию судьи, выносившего оправдательный приговор. Мельникова Ирина Сергеевна.

Время предобеденное. Шансов застать судью мало. Но Калмычков прыгнул в машину и понесся в районный суд. Зачем? Из глупой превычки разматывать ниточки до конца.

Судья Мельникова готовилась к заседанию. С боем прорвался через ее секретаря. Нацепил любезную улыбку, рассыпался в комплиментах. Но Ирину Сергеевну не покорил. Выслушала его краткую преамбулу, не глядя в глаза. Ухоженные пальцы в перстнях нервно постукивали по столу.

— От меня-то, что хотите, подполковник Калмычков? Запросите дело в рамках проводимого расследования. Ах, нет расследования. Личная инициатива?

Калмычков чувствовал себя идиотом. Вполне заслуженно.

— Ирина Сергеевна, как человек человеку… — канючил он. — В двух словах…

— Я не человек. Я судья! У меня есть права и обязанности. И вы, как милиционер, должны о них знать.

Терпеть вытирание об себя ног Калмычкову не впервой. Опер всем должен. Только ему — никто! Он вышел из кабинета, матеря про себя всех баб на неженской работе и судей — особенно. Но опер, даже бывший, есть опер! Хватки Калмычкову не занимать.

Он рванул на второй этаж, в кабинет председателя суда. Лишь бы не уехал на обед! Хомченко — одногруппник по университету. Калмычков пересекался с ним редко, но помнил как парня неплохого и доброго. Застать бы!..

Хомченко надевал пальто, когда Калмычков протиснулся в его кабинет. С вопросом вскинул брови, но узнал однокашника и расплылся в улыбке. «Я же помню — добрый…» — подумал Калмычков.