– Только не Шастеляр, – сказал Нико.

– Ну конечно Шастеляр! – воскликнула королева. Ее глаза сияли. – Он только что вернулся из Франции и сразу же поспешил в Эбердин. Он хочет увидеть, как я пойду в бой вместе с моими солдатами, чтобы потом сочинить об этом правдивые песни.

– Мадам. – Я видела, что терпение Нико уже на исходе. – Вы можете только наблюдать за ходом битвы. Издалека. Это приказ графа Морэя и всего вашего Тайного совета.

– Если я поскачу вперед, то вы меня не догоните.

– У вас ничего не получится. Пожалуйста, не вынуждайте меня совершать оскорбление Вашего Величества, то есть связывать вас и вести вашу лошадь на поводу обратно в Эбердин.

Королева взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

– Вы бы действительно это сделали, да, сьёр Нико?

– Да, мадам.

– Тогда пойдемте.

Она вышла из дворца, шагая широко, как мужчина. В одном она точно была права: камзол и рейтузы были куда удобнее, чем бесконечные корсеты и корсажи, нагрудники и привязываемые к корсажам рукава, нижние и верхние юбки, которые принуждены были носить мы, женщины. Она знала, что ее длинные ноги прямы и имеют идеальную форму и что все солдаты будут глазеть на них, а Шастеляр сложит песни о ее красоте и отваге – и этого ей было довольно.

Граф Хантли и его Гордоны заняли позицию на холме Фэр над ручьем Коррихи. Я придержала Лилид, королева же смело проехала вперед и привстала на стременах, высматривая фигуру сэра Джона Гордона, такого красивого, такого галантного, такого неутомимого танцора. Королевские силы под командованием графа Морэя были выстроены на возвышенности по другую сторону ручья.

– Когда они начнут? – нетерпеливо воскликнула королева. – Сьёр Нико, нельзя ли мне подъехать поближе?

– Вы будете стоять там, где стоите, мадам, – твердо сказал Нико. Его голос прозвучал резче, чем я когда-либо слышала прежде, во всяком случае, когда он говорил с королевой. – Да понимаете ли вы, что на этом вон холме солдаты вот-вот начнут сражаться и умирать? Они умрут взаправду, не исповедавшись, не получив отпущения грехов, и когда битва закончится, уже не придут к вам, дабы поклониться и выслушать вашу похвалу за то, как славно они держались.

– Как же вы нелюбезны, сьёр Нико, – надулась королева.

Она повернулась к Пьеру де Шастеляру, сидящему на подаренном ею красивом гнедом мерине по другую от нее сторону. Однако поэт не смотрел на нее, поскольку был полностью поглощен разговором с другим французом, жилистым и светлоглазым, по имени Блез Лорентен. Их головы почти соприкасались, как у парочки влюбленных, и я не могла не подивиться: как же Шастеляр будет кропать оды о беспримерной отваге королевы, если он посвящает все свое внимание не ей, а кому-то другому?

– Что вы на это скажете, месье де Шастеляр? – резко произнесла королева. – Я бы хотела увидеть, как сэр Джон Гордон вызывает на поединок моего брата – вы могли бы написать об их единоборстве великолепную оду в стиле Ронсара.

Как раз в это мгновение пронзительно заиграли волынки и войска разразились дружными воплями, когда группа всадников отделилась от сил графа Морэя и, перемахнув через ручей, ринулась по склону холма наверх, туда, где стояли Гордоны.

Королева закричала:

– За Шотландию! За Шотландию! За вашу королеву! – Ее лошадь вскинула голову и нервно переступила из стороны в сторону. Нико протянул руку и схватил ее болтающиеся поводья.

Воины Морэя схватились с Гордонами лишь на минуту, затем вдруг отступили и галопом понеслись вниз по склону холма.

Королева завопила:

– Нет! Нет! Не убегайте! Трусы! – Но вскоре стало ясно, что это не что иное, как продуманный маневр. Гордоны с неразумием малых детей бросились преследовать противника и таким образом не только потеряли то преимущество, которое им давала позиция на командной высоте, но и напоролись на выставленные вперед копья авангарда графа Морэя.

Потом начался рукопашный бой, в котором воины кололи друг друга шпагами и копьями, палили из аркебуз; во всеобщей свалке невозможно было выделить отдельных солдат или различить, где крики людей, а где предсмертное ржание лошадей. Лицо Нико побелело, и по его выражению было видно, что и он хочет пустить в ход свою шпагу; по другую сторону от королевы Пьер де Шастеляр раскраснелся от… от волнения? Наверняка он просто наслаждался рифмованными двустишиями, которые слагал об отваге королевы, скачущей на битву.

Я смогла смотреть на все это лишь несколько минут. Это было ужасно – столько убийств и крови! Умирающие лошади, лошади – почему-то это надрывало мне сердце даже больше, чем смерть людей. Те, по крайней мере, знали, на что идут, и сами выбрали свой удел – они были горцами или жителями равнин, католиками или протестантами, Гордонами и сторонниками королевы. А лошади не были ни на чьей стороне, они были невинны, благородны и преданны своим седокам и, ни о чем не подозревая, скакали прямо на бойню.

Я прижалась лицом к шее Лилид.

– Только не ты, – прошептала я. – Ты никогда слепо не поскачешь навстречу своей смерти. Не смотри, моя Лилид.

Я потянула за повод, чтобы повернуть ее голову, и мы отъехали от края холма. Я вдруг поняла, что плачу.

У меня за спиной королева завопила:

– Морэй! Морэй, вперед!

Я вытерла глаза рукой. Слезами делу не поможешь. И я медленно направила Лилид туда, где находилась королева и ее маленькая свита. Мария Стюарт больше не смотрела на битву – по выражению ее лица я увидела, что вид сражения ей наскучил.

Мгновение спустя она спросила:

– А что будет дальше, сьёр Нико?

– Дальше? – Нико обнажил зубы в усмешке. Сердитая гримаса, и та была бы менее устрашающей. – А нет никакого «дальше», мадам. Эти люди продолжат убивать и калечить друг друга, пока не погаснет день и одна из сторон не одержит победу.

– Пока не погаснет день? Но сейчас еще только полдень. Я хочу есть и пить.

– Они тоже, мадам.

– Не важно, кто победит, не так ли? – Королева так старалась перекричать шум битвы, что в ее голосе зазвучали визгливые нотки. – Я ведь все равно останусь королевой, чья бы ни взяла.

Никто ей не ответил. Мы все только смотрели на нее. Мне хотелось дать ей пощечину, хорошую оплеуху.

– Нет, конечно, важно, кто одержит победу. – Королева натянула поводья и повернула свою лошадь в сторону Эбердина. – Граф Хантли желает стать главой моего Тайного совета и вернуть Шотландию в лоно католической церкви, а лордов Протестантской Конгрегации объявить вне закона. Он попытается выдать меня замуж за лорда Джона, но здесь его ждет разочарование, ибо я никогда не выйду замуж по чьей-либо воле, только по своей собственной. А теперь я желаю вернуться обратно в город.

Она пришпорила лошадь и легким галопом поскакала назад. Нико вместе с гвардейцами последовал за ней. Мэри Ливингстон взглянула было на меня и тоже унеслась прочь. Я поворотила Лилид и отправилась вслед за ними. На полпути в Эбердин меня нагнал гнедой мерин.