кабанов, знают, как держать копья. Лучников на крыши, копейщиков на узкие улицы в поддержку к вашим воинам.

— Советую прислушаться к сиоре Лавиани. И она, кстати говоря, не моя служанка, а охотник на мэлгов.

Один из двух сержантов, которого, как слышала Шерон, в роте называли Мешок, до этого все время стоявший с каменным лицом, округлил глаза. Впрочем, стоит заметить, что сойка тоже едва сдержалась.

— Хоть я и никогда не видел мэлгов, но уже позаботился о том, чтобы разбудить всех в деревне, — Сиор де Ремиджио задумчиво глянул на Шерон, чуть прикрутил ус. — Надеюсь, сиора, вы ошиблись. Молю Шестерых, чтобы это было именно так. Но если вы не ошиблись, у роты есть к вам просьба, сиора. Как бы ни повернулось дело, не трогайте наши тела.

Она могла бы спросить: так ли ценны мертвые, если с их помощью можно спасти живых? И еще много чего, по ее мнению совершенно разумного, но не имело смысла влезать в диспут, когда рядом темные твари. К тому же указывающая знала, что сейчас она не в силах поднять ни одно мертвое тело. Она также, как и прежде, ощущала мертвых, также была уверена, что справится с некоторыми иными вещами, доступными ей после книги Дакрас.

Но основная, самая важная способность, теперь была ей неподвластна. Она утратила связь с той стороной и не могла повелевать теми, кто ушел туда.

— Даю вам слово. Слово тзамас.

— Благодарю, сиора, — он, все еще не до конца уверенный, что может полагаться на ее слово, сказал: — Мы были бы благодарны, если бы вы использовали мэлгов и обратили их против своих же.

Лавиани стала кашлять в кулак, а Шерон с сожалением сообщила:

— Увы. Таким, как я, подвластны лишь люди. Мэлги после смерти остаются мертвы навсегда. Получается, в этом бою я вам не помощник, любезный сиор.

— Ну, что ж, — ответил тот. — Справлялись же мы как-то без магов раньше.

Она сидела по-карифски на земле, безмятежно глядя в предрассветное небо, на манер Мильвио положив Фэнико себе на колени.

Маленькая, утрамбованная ногами площадка двора уютного деревенского дома, в шаге от стены храма Шестерых, где спрятались женщины и дети. Факелы. Горько пахнут, трещат. Шестеро гвардейцев стояли по периметру, охраняя Шерон.

Две тени в серых женских платья — дэво — не спеша прошли мимо кипарисов. Лавиани, правившая полотно фальчиона, оторвалась от этого занятия и окликнула их:

— От вас помощи не ждать?!

— Милостивая богиня призывает своих последователей к милосердным поступкам, — ответил Ради. — Нет никакого милосердия сражаться за тех, кто и так умеет держать меч. Мы идем в храм, дарить надежду слабым.

Они ушли, а сойка хмыкнула с некоторой задумчивостью:

— Хм. Стоило бы им сказать, что дэво запрещено входить в храмы Шестерых.

— Они это знают.

— Все равно стоило бы.

— Их простят.

— Шестеро? Угу. Проклятущие евнухи. Я зла, что не могу сказать, будто они струсили. Не люблю, когда неприятные мне люди ведут себя достойно. Сейчас бы я не отказалась от лука.

Шерон вскинула руку, прося ее ничего не говорить, закрыла глаза, слушая ночь.

Все тот же стрекот насекомых, теперь казавшийся ей далеким, пряный запах трав, ветер.

Сойка, оставшаяся с ней, чтобы защищать тзамас до последнего, сильнее, выносливее, опытнее любого из треттинцев, находящихся здесь же. Она не в первый раз сталкивалась с мэлгами, не боялась шауттов и может постоять за себя.

О ней думать не стоит.

Почти.

Жаль, что ее таланты спят.

А вот остальные люди. Указывающая понимала, что не сможет спасти многих. И мысленно, но быстро, листала в памяти страницы книги Дакрас, пытаясь найти, чем она могла бы быть полезна в этом бою.

Найти хоть что-то.

Вспышка. Оборванная нить. Смерть.

Не человек. Овца.

— Они здесь, — ее голос прозвучал глухо и безжизненно.

Шерон услышала, как гвардейцы пришли в движение. Бряцанье оружия, тихая команда старшего среди телохранителей.

Камешки зашуршали под подошвами Лавиани, когда та встала рядом. А затем сойка шепнула:

— Несколько дней назад ты балансировала где-то на тропке над пропастью. Едва не свалилась на ту сторону. Сейчас люди будут умирать. Как ты на это отреагируешь? Как пьяница, которому внезапно попал в руки кувшин с крестьянской настойкой? И что мне тогда делать? Снова пихать игральные кости в твой рот?

— Этого не случится, — в голосе Шерон звучала странная безмятежность.

— Потому что ты надеешься на такой исход, или есть причина для уверенности?

Тревожно и низко запел боевой рог, заглушая песнь ночной степи, и Шерон не ответила.

Мэлги пошли на штурм.

Указывающая примерно знала, что будет дальше. Стена вокруг городка слишком низкая и протяженная, чтобы держать ее таким количеством людей. Поэтому лейтенант даже не стал об этом думать, отдав без боя нижние кварталы, перегородив единственную улицу на середине подъема мебелью, телегами, камнями и выставив там основной отряд. С копьями, арбалетами, луками. Расположив стрелков на крышах и отправив два десятка перекрыть узкие переулки, через которые можно пробраться наверх, к храму, минуя основную линию обороны.

И даже она понимала, что этого недостаточно.

Знала мэлгов, помнила их упорство.

Бой начался внезапно. И сразу в нескольких частях деревни. Пришел к ним криками, ревом рогов, лязгом оружия и заревом. Одновременно вспыхнули овины, вместе с возросшим гомоном овец, оказавшихся в ловушке, и первые дома на южной стороне поселения.

Шерон ощутила болезненный укол. Первая смерть. И девушка знала, что не последняя.

Она с замершим сердцем стояла и слушала, как сталь бьет о сталь, как рычат люди и воют мэлги. Пожар разгорался, захватив еще несколько домов, перекинулся на сухую траву, пополз по ближайшему полю ломаной рубиновой линией.

Лавиани ходила по двору из угла в угол, словно дикая кошка в клетке. Воины, оставшиеся здесь, с ней, напряжены. Она вполне понимала их — там их друзья бьются насмерть, а они стоят без дела.

Пять минут. Десять.

Жизни вспыхивали. Гасли. Нити людей, которых она не видела, но чувствовала, рвались.

Гвардеец, появившийся на площадке, волок за собой раненого товарища. Шерон узнала Серро, бледного даже в этом оранжевом свете, почти выцветшего. Правая рука у него отсутствовала чуть выше локтя, культя была обмотана тряпкой. Та пропиталась кровью, набухла и уже не могла удерживать в себе алые капли.

— Куда вы его ведете?

— В Храм, сиора! Лейтенант приказал всех раненых туда.

— Сюда его. Ко мне. Освободите стол!

Гвардеец из охраны не мешкал. Ободранный старый деревенский стол под абрикосовым деревом, заваленный глиняными мисками и прочей утварью, был очищен