— Идите.

Рыбников четко развернулся — с гулом отлетел валун — и пошагал к кораблю. Секция Збинского подгоняла прикладами вяло бредущих паци. Те огрызались.

— Господин флагман! — опять вышел в эфир Рыбников. — Истребители прочесали каньоны!

— И?

— Чисто!

— Ясно. Грузите паци, надо еще Осе помочь!

Инженерная группа управилась за одиннадцать минут — левый гравираспределитель починили, и МАК вернулся в небо. Повисев, он развернулся носом на восток и полетел, набирая скорость, в направлении Большого Сырта.

Осе помогать не пришлось. Еще на подлете к Форт-Соаму Середа увидел караван танков-транспортеров, волнистой змейкой замерших на тракте. Вездеходы догорали. Их борта весело блестели свежей оранжевой краской, на башнях красовались «пацифики»[8] , а моторные отделения были разворочены прямыми попаданиями плазменных излучателей.

Слева, на фоне черных скал Блек-Месы, поднимала свои башни и купола Соацера, неофициальная столица Марса, вобравшая в себя четыре старых купольных поселения — Большой и Теплый Сырт, Новую Антекирту и Соацеру, называемую теперь Старой.

Сразу за Блек-Месой дыбились колоссальные решетчатые полусферы старинного атмосферного завода. Неподалеку поблескивал город Соам, похожий на недостроенную пирамиду, сложенную из круглых модулей. Рядом, выдвинув кольцо усиленных опор, покоился в положении нормальной посадки «Поневеж». Его сизые борта кое-где пачкали кляксы и полосы сажи.

— Правь к нему, — велел Середа.

Рыбников нежно подвел «Дюранго» к систер-шипу, выпустил лапы шасси и посадил корабль. Экипаж встречали. На поле вышли десятки тысяч людей, звавших себя «шохо», а впереди огромной толпы сиял и лучился Жерар Москвичев.

— Построиться! — скомандовал Середа. Космопехота затопала вниз, сбегая по рампе и вспоминая, кто за кем стоит.

— Ста-ановись! Смир-рна!

Тут Москвичев, изображая волшебника, взмахнул рукой, и грянула музыка. Суровым, мощным маршем хлынули аккорды, пуская мурашки по телу. Середа едва не сказал, что мелодия не к месту, но тут вступил хор, и он прикусил язык.

Шохо словно поснимали улыбки с лиц, подтянулись, посерьезнели. Москвичев подошел к Середе и развел руками.

— Понимаю, что плагиат, — сказал он, — но слова уже меняли, и я подумал, что и третий вариант выйдет не хуже…

А над полем гремела тяжкая поступь марша-зова:

Плутон, база «Старый Восток».

— Упасть, отжаться! — рявкнул Таппи Нупуру, еще не так давно собиравшийся сдавать экзамены на младшего командора, а ныне обмывший погоны старшего.

Огромный ангар, занятый под штурм-полосу, задрожал от множественных эхо — новобранцы, кандидаты в рядовые космопехоты приняли упор лежа. Курт Зегерс, уже сделавший два круга по ангару размером со стадион, дышал ртом и хорошо понимал рыбу, выкинутую на брег, песчаный и пустой. Легких не хватало для дыхания, руки подламывались, отказываясь разгибаться, а локальная гравиустановка выдавала двойную гравитацию — «для пущего напрягу», как палачески ухмылялся старший командор.

— Встать! Бегом марш!

«Скорей бы в бой, — мелькнуло у Курта. — Суворов утверждал, что только в учении тяжело…»

Кандидаты оперлись сначала на колени, потом поднялись на трясущиеся ноги.

— Не могу больше! — застонал кто-то.

— Через «не могу»! — отрезал Нупуру. — А если окажетесь в зоне прямого поражения?! Тоже будете скулить и нюнить?!

— Лучше сдохнуть…

Таппи за шиворот поднял «слабое звено» — бритоголового парня с унылым выражением Пьеро, встряхнул его и прошелся вдоль строя.

— Тут не лагерь отдыха! — заорал он. — И не клуб садомазохистов! Вы служите в Доброфлоте! И кто вы?

— Кандидаты… — вякнул кто-то слабым голосом.

— Не-ет! — ласково протянул Нупуру. — Вы разгильдяи и чмошники! Мамсики и задохлики! Трусы и лодыри! С-салабоны! Но я намерен выдавить из вас все дерьмо и превратить хлюпиков хоть в какое-то подобие бойцов! А уж воинами станут те из вас, кто пройдет хотя бы три боя! Почему три, спросите вы? Потому что в первом вам будет не до сопротивления, а если выживете, то мигом найдете себе занятие — сушить подмоченные комбезы и выгребать из них… сами знаете что! Во втором бою вы, может быть, и сохраните скафандры сухими, но толку с вас будет чуть. И только в третий бой вы вступите с пониманием своего маневра, будете знать где, что и как! «Не могу!» — передразнил он. — Это в вас пищит недодавленный лентяй! Так давите его! Не позволяйте изнеженному организму командовать вами! А иначе можете уматывать из рядов! Но прежде чем станете собирать вещи, нарисуйте свой портрет и подпишите жирными буквами: «ЧМО»! А как вас еще называть?!

Нупуру хмуро обвел взглядом понурившихся, покачивавшихся кандидатов и пробурчал:

— Отдохнули? Бегом марш!

Зегерс усилием воли стронул себя с места и погнал по дорожке. Упругая дорожка вихлялась и кособочилась, пот щипал глаза, но на то, чтобы утереть их, не хватало сил. Скорей бы добежать! И рухнуть. И не вставать больше…

— Всё! — прозвучала заветная команда. — В душ!

Зегерс, хватая воздух пересохшим ртом, поплелся в душевую. Радости он не испытывал, слишком устал. И облегчения особого тоже не чувствовалось, даже за порогом ангара, где поддерживали обычную силу притяжения.

Почти два месяца он в учебном центре. Первые дни вообще пластом лежал после занятий, теперь окреп, появился навык, впервые в жизни стал попадать из лучемета не в небо, а в мишень. И все равно до настоящего бойца ему еще далеко…

С трудом стянув влажную футболку и трусы, Зегерс шагнул в душевую кабинку. Горячие струи ударили со всех сторон, смывая пот и грязь. Кандидат в рядовые постанывал и чувствовал, как откуда-то из глубин души всплывает удовлетворение: а меня командир не ругал! Я сегодня сдал норму! Выжал себя, как лимон, но сдал!

Переодевшись в чистый комплект, Курт выбрался в коридор — прозрачную круглую галерею. Она тянулась поверх огромной решетчатой фермы, длиннющей сцепки титановых балок.

За вогнутыми стенами стелился Плутон. Пейзаж напоминал Антарктиду, освещенную лунным светом. Бледно-синими увалами уходили к горизонту снега, только не белые, а желтовато-розового оттенка — это по здешней зиме вымерзла и опала органика из хилой атмосферы. Из снегов выпирали ледяные скалы — лед водный, лед азотный, лед угарного газа. Солнце не бросалось в глаза — просто большая звезда с чуть заметным диском. И как же она удерживает на привязи Плутон?