себе несколько бутербродов, выпил чаю. Привычный порядок сам по себе наполнял текущее мимо время смыслом. Затем, прихватив предназначенный Истомину сверток, спустился во двор.

Городок спал. Со стороны посадочных полей не доносился обычный даже в эти часы приглушенный обволакивающий гул взлетающих и приземляющихся капсул. Сегодня это было нормально – в первый день после попыток вывода "голландца" старались не летать. Запрета не было – под тромб попадали совсем необязательно те, кто входил в Канал первым после таких попыток, мог пройти и месяц, и два, и три – Канал был терпелив. Но так или иначе, в первый день как-то сама собой возникала потребность в профилактике для капсул, в обобщении полученных данных, и в такие дни, наразмышлявшись в ночи – кто больше, кто меньше – об очередной гибели, Городок спал допоздна…

…В Управлении полётами не было никого, кроме заспанного диспетчера.

– Подарки повезли?.. – необязательно спросил он, зевая и поеживаясь от утреннего холода. – Ну, давайте. Канал пуст… – он снова зевнул, прикрыв рот ладонью.

Игорь вывел капсулу из ангара под слепящий свет прожекторов, забрался в нее и включил двигатели на прогрев. В этот день все можно было делать не спеша, не подчиняясь жесткому ритму взлетно-посадочного графика. Игорь сидел, с удовольствием прислушиваясь к ровному гулу двигателей и чуть кукольным, синтезированным докладам системы тестирования.

Он любил полеты в Джей-канале, впрочем, как и почти все в Городке, кто летал. Эти полеты давали ни с чем не сравнимое, сладостное ощущение полной свободы, позволяя за считанные часы достичь любой точки во Вселенной; они, эти полеты, словно бы возвращали на время что-то, исконно, по праву рождения принадлежащее человеку и отнятое у него. Когда за ним захлопывался люк, и он запускал двигатели, очень многое, нужное и важное еще минуту назад, теряло свое значение, точно исчезая из мира.

Он любил и сам Канал, это гигантское Нечто, обнявшее Вселенную, проросшее в ней или, быть может, бывшее ею самой, лживое и жестокое, прекрасное и загадочное…

"Ну, размяк…" – усмехнулся про себя Игорь.

Стартовые системы отработали, и он плавно поднял капсулу в воздух…

…Ему вновь, как и вчера, повезло. Едва войдя в Канал, он почти столкнулся с висевшим по центру щупальца "голландцем", да к тому же это оказалась капсула Истомина, которого Игорь не видел очень давно.

"Как по заказу…" – мельком подумал он.

Алексей Маркович спал, облокотившись на верстак и положив голову на руки. Вечный здесь проливной дождь лил в окно, стекая по стеклам извивающимися струями. Единственная видимая за пеленой яблоневая ветка с молодыми листьями, росшая, казалось, прямо из дождя, суматошно металась из стороны в сторону в нескончаемом и напрасном своем стремлении увернуться от немилосердно хлеставших ее водяных потоков. И было тихо. Лишь, словно оттеняя противоестественность этой немоты бушующей за окном стихии, где-то наверху ворковали голуби. Возле ног Истомина лежал веник и недометённый ворох стружек.

Игорь, чтобы не разбудить Истомина, положил рядом с ним на верстак сверток, поднял веник и увидел Ксюшу.

Она, легкая, в развевающемся платьице, сбегала, словно летела, по крутой тропинке к берегу.

– Леша! Леша!.. – кричала она, и нельзя было разобрать издалека, что было в этом крике, радость или горе.

– Ксюша!.. – он вскочил, оставив одежду на песке, и побежал ей навстречу. – Ксюша!..

Он бежал, а горячий песок с каждым его шагом становился все более и более вязким, и он все глубже и глубже утопал в нем, и все нестерпимей болела искалеченная нога. Стало нечем дышать.

– Леша! Леша!.. – неслось в раскаленном воздухе.

И вдруг он увидел, как вспенилась река и поднялось, выросло из нее какое-то громадное, зеленое, отвратительное существо.

Земля ушла у него из-под ног. Он закричал в отчаянии что было сил…

Истомин вскрикнул во сне и проснулся. Он тяжело и медленно поднял голову и огляделся.

Игорь стоял, онемев.

"Что было?.. – смятенно думал он. – Ксюша?.. Искалеченная нога?.. Это же Истомин…" – ему вдруг вспомнился вчерашний разговор с Божичко, и его слова о Фалинской капсуле как-то сами собой соединились с только что подсмотренным сном Истомина. Это были вещи одного порядка, так подсказывал инстинкт Джей-канальщика. И его невероятное везение вчера и сегодня, когда "голландцы" сами шли к нему и ждали его, тоже лежало где-то рядом.

Тревога охватила его.

– А, это ты… – Истомин, между тем, увидел Игоря и, заметив в его руке веник, сказал: – Не надо, оставь, я сам… – и, так как Игорь не двигался, повторил: – Оставь, садись вон… – он кивнул на топчан, стоявший в углу. – Как там мои?

– Нормально, – Игорь положил веник, отошел к топчану и сел. – Яблоки убрали.

– Яблоки… Осень, значит…

– Осень. Там Ксения Ивановна передала вам письма, книги…

Должно быть, тревога отразилась на лице Игоря, потому что Истомин, внимательно посмотрев на него, спросил:

– Ты чего такой?

– Ничего, – торопливо сказал Игорь. – Все нормально, Алексей Маркович. Спал плохо…

Истомин, ещё раз внимательно посмотрев на него, взял с верстака свёрток, развернул его и словно забыл об Игоре. Он разложил письма перед собой рядком на верстаке, переложил некоторые, устанавливая ведомый только ему одному порядок, затем посмотрел книги, пролистнул, кажется, Толстого, отложил и вновь вернулся к письмам. Он брал их одно за другим, прочитывал, подолгу останавливаясь и глядя в окно, потом клал строго на то же место.

Все было, как всегда. Привычность и обыденность в поведении Истомина скрадывали тревогу, владевшую Игорем. В конце концов, было неясно, что может означать этот прожитый чужой сон. Пока это было только необычно, не так, как всегда, только и всего. Полетные инструкции предписывали немедленное возвращение из Канала в случае, если пилот сталкивался с необычным, но редко кто из Джей-канальщиков, за исключением, может быть, пилотов грузовых капсул, "ломовиков", следовал этому правилу. Канал приучал к необычности, а инструкции писали люди, ни разу не летавшие в нём. По крайней мере, так казалось.

Наконец Истомин закончил читать письма, медленно провел над ними ладонью, точно погладил их все, не касаясь, и сказал:

– Хорошо… – затем, полуобернувшись к Игорю, добавил: – Спасибо тебе, Игорь.

– Не за что… Алексей Маркович, – подсмотренный сон уже отошел в сторону, отложился на потом, просто запомнился, а сейчас были более очевидные заботы, – есть подозрение, что выводили кого-то из Канала. Как вы думаете?

– Думаю, выводили, Игорь… – сказал Истомин. – Тошно было…

Игорь, убаюканный привычностью происходящего, не обратил внимания на это "было".

"Выходит, все так… – думал он. – Выходит, с Фалиным именно поэтому было… Хоть с этим ясно…"

– Отмучился,