Версальский мир, условия которого были выработаны на Парижской мирной конференции, подписали 28 июня. Поверженного агрессора не пощадили — рвали на куски. Германия возвращала Франции Эльзас-Лотарингию, передавала Бельгии округа Мальмеди, Эйпен и Морене; Польше — Познань и часть Западной Пруссии; Данциг (Гданьск) и его округ был объявлен «вольным городом»; Клайпедская область была позднее присоединена к Литве. По итогам плебисцитов Шлезвиг перешел к Дании, часть Верхней Силезии — к Польше и Чехословакии. Саар переходил на 15 лет под управление Лиги Наций, а его угольные шахты переданы в собственность Франции. Вся германская часть левобережья Рейна и часть правого берега подлежали демилитаризации. Германия лишалась всех колоний. Вооруженные силы ограничивались 100-тысячной сухопутной армией, которой запрещалось иметь современные виды вооружения. Германия обязывалась возмещать убытки — 269 миллиардов золотых марок (100 тысяч тонн золота). Последний транш был выплачен в 2010 году.

Ленин писал: «Это не мир, а условия, продиктованные разбойниками с ножом в руках беззащитной жертве» и был прав: ведь платить должна была не кайзеровская Германия, а вся такая прогрессивная, либеральная, интеллигентная Веймарская республика… В июле 1919 года Ратенау был назначен экономическим советником канцлера и добился облегчения выплаты долгов, но все же ноша была очень тяжела. Другой друг Эйнштейна, Фриц Габер, был включен в международный список военных преступников, подлежащих выдаче, бежал, но очень скоро был прощен и даже получил в 1919 году Нобелевскую премию за синтез аммиака — то есть за удобрения, накормившие человечество. Победители распорядились прекратить в его институте работы по изготовлению химического оружия, и он переключился на инсектициды.

Тем временем астрономические экспедиции вернулись, началась обработка данных. Эддингтон на заседании Британской ассоциации развития науки, проходившем в начале сентября, сообщил, что все «о’кей», сведения мигом дошли до Лоренца, тот телеграфировал Эйнштейну. Теперь-то Нобелевка наша! Его опять звали в Цюрих, Эренфест и Камерлинг-Оннес соблазняли невероятными благами в Лейдене. Всем отказал. Эренфесту, 20 сентября: «Я обещал Планку не покидать Берлин, пока обстановка здесь не ухудшится настолько, что сам Планк признает мой отъезд естественным и правильным. Было бы неблагодарностью, если бы я, не будучи вынужден, частично из-за материальных выгод, покинул страну, в которой осуществляются мои политические чаяния, покинул людей, которые окружали меня любовью и дружбой и для которых мой отъезд в период начавшегося упадка показался бы вдвойне тяжелым…» Да и Эльза не хотела никуда уезжать из Берлина.

4 октября Блюменфельд впервые привел его на собрание сионистов, посвященное созданию еврейского университета в Палестине; идею он горячо одобрил, но сам туда ехать преподавать не захотел, предложил Эренфеста. В октябре писал физику Полю Эпштейну: «Сионизм очень близок моему сердцу… Я совершенно верю в счастливое развитие еврейской колонии и рад, что будет крошечное пятнышко на земле, где члены нашего племени не будут иностранцами…» (Максу Борну, 9 ноября: «Антисемитизм — реальная вещь, основанная на реальных наследственных качествах, даже если для нас, евреев, это неприятно. Я вполне могу себе представить, что сам из многих выбирал бы еврея…»)

Во второй половине октября он ездил в Лейден (без жены), принял предложение приезжать с лекциями три-четыре раза в год на неделю; 25 октября присутствовал на заседании Королевской академии наук в Амстердаме, на котором Лоренц неофициально объявил результаты британской экспедиции. Вернувшись, писал Эренфесту (в Лейдене всегда жил у него): «Такое чувство, будто Вы — часть меня, и я принадлежу Вам… Это благо для нас обоих — каждый из нас чувствует себя менее неуместным в этом мире, зная, что на свете существует другой». (Рассел: «Личные дела и отношения всегда были для него на периферии мысли, место им отводилось лишь на задворках и в дальних закоулках сознания». Фрида Баки: «Невидимая стена отгораживала Эйнштейна от его ближайших друзей…») Как это понимать? Может, были друзья и друзья? Для одних была «стена», для других не было? Или «стена» пока еще не построена?

Пайс: «Затем настало 6 ноября 1919 года, день, когда Эйнштейн был канонизирован». В тот день на совместном заседании Королевского общества и Королевского астрономического общества в Лондоне было объявлено, что наблюдения затмения подтвердили расчеты Эйнштейна. Президент Королевского общества Томсон сказал: «Это — открытие не острова, а целого континента новых научных идей. Это величайшее открытие со времен Ньютона». Пайс: «Заседание… напоминало обряд конгрегации. В качестве постулатора выступал Дайсон, которому помогали адвокаты-прокураторы Кроммелин и Эддингтон. „Адвокат дьявола“ Людвик Зильберштейн выдвинул критические замечания: „Пока нет достаточных оснований утверждать, что искривление лучей света, наличие которого я признаю, вызывается тяготением“. Он также требовал подтвердить наличие красного смещения: „Если красное смещение не удастся обнаружить (как было до сих пор), вся теория рухнет“». Жук: «Как известно, в 1897 году в Базеле состоялся первый сионистский конгресс, которому срочно нужно было поднять какое-либо знамя. Надо было создать и раздуть культ какой-то гениальной личности… Эйнштейн как раз и подошел на такую личность, в которую вложили деньги и „раскрутили“ его имя до небывалых высот. Два параметра удовлетворяли отбору: 1) Эйнштейн был евреем, 2) Эйнштейн вел физику в тупиковую ветвь развития, отвлекая внимание от секретов тех, кто евреями только прикрывался». Читатель, учтите, пожалуйста, что Дайсон, Кроммелин и Эддингтон евреями не были. А «адвокат дьявола» Зильберштейн — был.

Так был ли «культ», было ли что-то преувеличенное в восторгах? Пайс, друг Эйнштейна, прекрасно понимавший величие его открытия, убежден, что да: «Можно точно определить, когда родилась легенда об Эйнштейне, — это произошло 7 ноября 1919 года после публикации в „Таймс“». Газета вышла с заголовками (правда, лишь на 12-й странице): «Революция в науке», «Новая теория строения Вселенной», а на следующий день опубликовала мнения знаменитых физиков: «Эта тема была вчера предметом оживленной беседы в Палате общин, где сэр Джозеф Лармор, член Королевского общества, депутат парламента от Кембриджского университета… заявил, что его забрасывают вопросами, правда ли, что Ньютон „свергнут“».

«Манчестер гардиан» для представления публике Эйнштейна выбрала музыкального критика Сэмюэла Лэнгфорда. Но развязнее всех, понятное дело, были американцы. «Нью-Йорк таймс», 19 ноября, автор статьи Генри Кроуч, репортер на общие темы, так понял разъяснения Эддингтона: «Свет в небесах перекосился. Ученые не знают, как быть с данными солнечного затмения. Триумф теории Эйнштейна. Звезды оказались не там, где мы думали и где им положено быть». Возраст Эйнштейна американцы переврали: написали 50 вместо 40 — и назвали его «никому не известным человеком». «Нью-Йорк таймс», 11 ноября: «Новость эта так поразительна, что начинаешь сомневаться даже в таблице умножения». 16 ноября: «Возможно, эти господа — великие астрономы, но как логики они никуда не годятся. Критически настроенные простые смертные уже заявляли, что ученые, утверждающие, будто у пространства есть предел, обязаны объяснить, что же находится за этим пределом». 18 ноября: «Только 12 мудрецов в мире могут понять теорию доктора Эйнштейна». 25 ноября: «Сэр Оливер Лодж заявляет, что для математиков настанут ужасные времена». 29-го — колонка «Не понимаю Эйнштейна…». 7 декабря, статья «Посягательство на основы»: «…богохульства в адрес пространства и времени привели некоторых в ужас, и в течение по крайней мере нескольких дней им казалось, что рушатся основы человеческого знания». Интервью с Чарлзом Пуром, астрономом из Колумбийского университета: «Я читал различные статьи по поводу четвертого измерения, теории относительности Эйнштейна и иных психологических спекуляций об устройстве Вселенной; надо сказать, что после их прочтения я чувствую себя примерно так же… как будто путешествовал с Алисой по Стране чудес и участвовал в чаепитии с Безумным Шляпником». Астроном Джефферсон Си из Чикагского университета: «Теория Эйнштейна… может быть описана только как сумасшедшая выходка, позорная для нашего века». Инженер Джордж Джиллет: ОТО — «порождение слабоумного мозга, родившееся в итоге психической колики… к 1940 году вся эта относительность будет считаться дурной шуткой…». Никола Тесла называл ОТО бредом. Но не важно, ругают тебя в Америке или хвалят, — интерес публики только растет.