Нет! Нет! Нет! Стены. Я перестаю осознавать, что я делаю и куда иду. Вдруг понимаю, что в исступлении цепляюсь согнутыми пальцами за обои на стенах. Вот только натыкаются они на холодный и твердый кирпич. Нет никаких обоев. Они пропали. Этого не может быть. Такое не может происходить на самом деле. Я вижу очередной безумный сон или бодрствую во сне? Я закрываю глаза, пытаясь успокоить свое бешеное дыхание.

Раз, два, вот моя…

Я забыла, что дальше. Делаю вторую попытку.

Раз, два, вот моя…

Мои глаза открываются. О, боже, это взаправду. Я кладу трясущуюся руку на свои дрожащие губы, беспомощно кружа по комнате. Стена с окном черная. Стена, возле которой стоит кровать, черная. Стена с дверью — тоже черная. Все черное. Цвета блестящего черного дерева, черного-пречерного.

Слова Джона исчезли. Исчезли.

Меня переполняет такое сильное горе, что я чуть не падаю на отвратительно покрашенный черный пол.

Я стону и обеими руками хватаюсь за ближайшую к себе стену, пытаясь стереть краску. Я тру, тру и тру. Но она не стирается. Она прилипла намертво. В оцепенении я смотрю на свои ладони, как будто ожидая увидеть, что они в крови.

Меня охватывает ярость, темная, как эта комната. Если этот ублюдок, выращивающий травку, думает, что ему это сойдет с рук, то он не на ту напал. Я пулей вылетаю из комнаты, иду вниз и вижу Джека на кухне; он посвистывает, заваривая себе чай.

— Да как ты посмел, — бросаюсь я на него со всей силой своего гнева.

Он улыбается мне своей отвратительной хитрой улыбкой.

— Я пытался сказать тебе, до того как ты пошла наверх, гордо задрав свой нос, что я отремонтировал комнату.

— Отремонтировал? — я ору и намерена продолжать в том же духе. — Кто дал тебе право заходить в мою комнату и что-то там менять? Ты не имеешь права.

Он становится серьезным.

— Не имею права? Во-первых, это наша комната в нашем доме. Во-вторых, если ты внимательно прочитаешь договор аренды, то тебе станет ясно как белый день, что хозяева могут делать в ней любой косметический ремонт.

Я понимаю, что мне нечего на это ответить. Я дико зла на саму себя.

— Я хочу, чтобы ты как-нибудь снял эту краску со стен. Мне все равно, как ты это сделаешь, просто сделай.

Он поднимает кружку и делает глоток чая.

— Не могу, дорогуша, — у него хватает наглости улыбаться. — Я думал, ты будешь рада, что я починил световой люк. Хотя я и говорил Марте, что лучше оставить его еще на несколько дней, но моя дорогая супруга заявила, что пора с этим разобраться.

Внезапно я замираю. Замираю всем телом.

— Это Марта сказала тебе это сделать?

Он делает большой глоток чая, переводя взгляд на меня.

— В чем проблема? Люк я починил. Ты же по этому поводу меня пилила, с тех пор как переехала сюда, верно? — он высокомерно поднимает подбородок. — Сама знаешь, что можешь сделать, если тебе что-то не нравится.

Я чуть не начинаю рычать на него, но останавливаюсь на полпути. Я не доставлю этому идиоту такого удовольствия.

Я решаю сразить его наповал добротой. С величайшим удовольствием и радостью я говорю ему:

— Я буду здесь жить все полгода. Уверена, ты привыкнешь.

Поворачиваюсь на каблуках и ухожу. Пока я поднимаюсь по лестнице, у меня в голове звучит имя. Но не Джона Питерса, а Марты Палмер.

Есть только одна причина, по которой она могла велеть своему мужу покрасить мою комнату в черный цвет: она хочет выгнать меня. Мышь, падальные мухи, Бетти — это все Марта. Боже мой, она носит на шее бирку с именем бедной кошки как медаль за отвагу. Разве не так поступают серийные убийцы? Забирают трофеи с места убийства. В этом доме всем заправляет она. Я должна искренне поаплодировать ей за ее великолепное представление, которое так убедило меня в том, что она несчастная жена, с которой плохо обращаются. Она идеально исполнила песню «Мы, девочки, должны держаться вместе».

Я чувствую в Марте что-то холодное и расчетливое, и оно приводит меня в ужас.

* * *

Сегодня вечером я остаюсь у себя в комнате. Не ем. Не пью. Не слушаю Эми. Черные стены словно заставляют мою комнату сжаться. Вообще я обожаю черный цвет. Он обладает диапазоном, который мало кто понимает. Но черный цвет, который окружает меня сейчас, душит. Он такой же бездонный, как и мое отчаяние.

— Марта поступила так же и с тобой, Джон? — спрашиваю я у комнаты, лежа на кровати. — Поэтому ты лишил себя жизни? Потому что она пыталась тебя прогнать?

Нет. Что бы ни заставило Джона попрощаться с миром, я уверена, что это не имеет ничего общего с Мартой, отвратительной убийцей кошек. Его слова рассказали о чем-то гораздо более глубоком и болезненном, что толкнуло его в пропасть. Что же это было?

Теперь я, возможно, никогда не узнаю, потому что его послание, его история исчезли.

Яростный стук во входную дверь на следующее утро резко пробуждает меня ото сна. Я в отчаянии смотрю на стены. И издаю стон. Они все еще похоронно-черного цвета. И словно сдвинулись еще ближе друг к другу, превратив некогда просторную комнату в туннель, ведущий в ад. Вот как Джон Питерс относился к этой комнате? Как к аду на земле?

Я тянусь за бутылкой воды с желанием устранить неестественную сухость во рту. Вялыми движениями руки отвинчиваю крышку. Подношу бутылку к губам.

Я перестаю пить воду, услышав разгневанный крик, доносящийся снизу.

— Где моя дочь? Что вы с ней сделали?

Это мой отец. Проходит несколько мгновений, прежде чем мне удается переварить то, что происходит. Какого черта он здесь делает? И как он нашел меня?

Вылезая из постели, я слышу, как Джек отвечает:

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, приятель. А теперь убирайся, ты на частной собственности. Эй, куда это ты собрался?

Похоже, на пороге борьба. Мое помутнившееся сознание заставляет темные стены смыкаться вокруг меня еще сильнее, пока я, шатаясь, иду к двери. Я нетвердо стою на ногах и потряхиваю головой, пытаясь очистить сознание. Если папа увидит меня такой, один бог знает, что он скажет. Спускаясь по лестнице, я ощущаю себя так, будто скольжу вниз. Спустившись, я покачиваюсь на пятках и останавливаюсь. Считаю про себя и глубоко дышу:

Раз, два, вот моя туфля;

Три, четыре, а вот дверь в квартире.

Шум снизу становится громче.

Больше нет времени считать и глубоко дышать, мне нужно спуститься вниз. Сейчас же. Зайдя в прихожую, я останавливаюсь на ковре, встревоженная сценой, разыгрывающейся передо мной. Папа пытается прорваться мимо моего домовладельца, но Джек не позволяет ему попасть внутрь, отталкивая все дальше назад своими большими руками.