Стало совершенно тихо. Птицы поют. На самом деле я могла бы лежать здесь вечно, глядя на яркое голубое небо, вдыхая воздух беззаботного лета. Я хочу встать, но чувствую, что не могу. Я не знаю, как долго я лежу там. Наверное, всего минуту или две, пока надо мной не появляется какая-то фигура. Это Марта. Джека рядом нет.

Она улыбается мне, словно признавая мои заслуги.

— Ты боец, Лиза, это точно. Но не за то ты борешься. Нужно было уехать с родителями. Если бы они дали мне знать, что приедут, а не приперлись бы сюда, как чокнутые футбольные фанаты, я бы сама им помогла.

— Так вот почему ты?.. — я прикусываю язык, чтобы не предъявлять ей претензии по поводу покраски комнаты в черный цвет. Вдруг после этого она только усилит свои злонамеренные действия против меня?

Марта наклоняет голову так, что солнечный свет падает ей на лицо под неудачным углом, высвечивая все морщины под многочисленными слоями макияжа.

— Почему я — что?

— Почему ты их впустила, — я быстро сочиняю ложь.

Она предлагает мне руку, чтобы помочь подняться, но я не принимаю ее. Встаю на ноги сама. Марта пожимает плечами и возвращается в дом. Когда она уходит, я трясущейся рукой поднимаю сумку и прохожу короткое расстояние до дома, не отрывая глаз от моего особенного ключа внутри клейма каменщика.

Однако думаю я совсем о другом.

Мои родители могли узнать, что я живу здесь, одним-единственным способом.

* * *

На улице должно быть тепло, но летний ветерок ощущается на коже летящими навстречу осколками льда, когда я на следующий день с маниакальной решимостью направляюсь в студию доктора Уилсона. Я твердо настроена на откровенный разговор. Он сдал меня родителям. Сказал им, где я живу. Вот тебе и священная врачебная тайна. Я раскрыла ему свой самый важный секрет, а он… Как он мог так поступить со мной?

По крайней мере, я хорошо спала. Без кошмаров и без бодрствования во сне. Может быть, мне становится лучше, а я и не понимаю. Ага, конечно, и группа «Битлз» тоже скоро воссоединится. Я приняла несколько таблеток, чтобы успокоить нервы. Шагая по престижным улицам Хэмпстеда, полностью погруженная в свои мысли, я чувствую, что мои ноги словно принадлежат другому человеку. Я не могу перестать думать о том, что сделал доктор Уилсон.

Мое внимание привлекает пронзительный смех ребенка, прыгающего рядом с матерью, которая толкает коляску, и я поворачиваю голову. И тогда я вижу ее. Со станции метро «Хэмпстед» выходит женщина, одетая в черный костюм, сшитый на заказ, на ней туфли на невероятно тонких шпильках и элегантная черная соломенная шляпа в полоску, кокетливо наклоненная вбок. У нее в руках стильная сумка, и она скользит по улице с изяществом модели, направляющейся на показ Недели моды в Нью-Йорке. Сначала я думаю: «Вау, эта женщина — копия Марты». Но она держит себя не так, как Марта, которую я знаю.

У нее тот же тип элегантности, что и у моей хозяйки, но эта женщина олицетворяет собой высокомерие. С гордо поднятой головой она бросает прохожим такие взгляды, как будто они недостойны того, чтобы ходить вместе с ней по улицам Северного Лондона. Я захожу в дверь соседнего магазина и притворяюсь, что смотрю на витрину, пока мимо меня проплывает эта надменная дамочка.

У меня захватило дух. Это действительно Марта.

Я не могу понять, почему именно так шокирована, видя ее здесь. Нет закона, по которому моя домовладелица не может быть в этой части Лондона или выглядеть еще более роскошно, чем обычно. Но дело не в этом. Я не привыкла к тому, что она выглядит так по-хозяйски. Обычно она не похожа даже на хозяйку своего собственного дома, не говоря уже о Хэмпстеде.

Я выхожу и смотрю, как она уходит. Я могла бы окликнуть ее и поздороваться: мы ведь не в ссоре. Но вместо этого я наблюдаю, как она поворачивает налево в переулок, который я хорошо узнала за последние несколько недель. Магазинов на этой улочке нет. Она пришла к кому-то в гости?

И тут я задумываюсь.

Я ускоряюсь. Иду за ней. Марта заворачивает в другой переулок — в тот, из которого я вышла несколько минут назад. Я незаметно наблюдаю, как она разглядывает дома и коттеджи. В поисках чего? Вот она, крепко прижав к себе свою дизайнерскую сумочку, находит здание, которое искала. Марта подходит к двери. Теперь мне нужно быть осторожной. Я пригибаюсь и передвигаюсь перебежками позади тесно припаркованных машин, пока не оказываюсь примерно в двадцати метрах от того места, где Марта с презрением смотрит на медную табличку над звонком. Теперь сомнений нет. Она действительно пришла к кому-то.

К доктору Уилсону.

Она резко нажимает на кнопку звонка. Ответа нет. Марта снова с нетерпением жмет на звонок и удерживает палец примерно пять секунд, чтобы предельно громко возвестить о своем прибытии. Дверь медленно открывается. Я не вижу, кто там стоит, но полагаю, что это добрый доктор. Она наклоняет голову назад и разговаривает с кем-то будто с прислугой, ей что-то отвечают, но я не слышу, что именно. Потом дверь широко распахивается. Марта заходит внутрь. Дверь за ней закрывается.

Я встаю в полный рост и пораженно качаю головой. Не то чтобы я не могла поверить, что она ходит к мозгоправу. Кто к нему не ходит? Но какова вероятность того, что у нее тот же психотерапевт, что у меня? Не слишком ли много совпадений? Кроме того, что с оплатой? Доктор Уилсон стоит недешево. Штука только за то, чтобы позвонить ему, я уж не говорю о том, сколько стоит забраться к нему на кушетку. Откуда у нее такие деньги? Мастер на все руки Джек не ахти какой мастер; похоже, он постоянно без работы, и дом разваливается на куски из-за отсутствия денег на ремонт. К тому же Марта говорила мне, что одна из причин, почему я живу у них в доме, это то, что Джеку нужны дополнительные деньги.

Я так глубоко погружаюсь в свои мысли, что едва замечаю, как через пару минут дверь доктора Уилсона снова распахивается и эта странная парочка выходит на улицу. Я снова пригибаюсь за капотом одной из машин. Они вдвоем проходят мимо того места, где я прячусь.

Пока они идут мимо, я ясно слышу, что он говорит.

— Надо было сначала позвонить. Мне не нравится, когда меня ставят в такое положение, — в его голосе звучит сталь. Доктор едва ли стал бы использовать такой резкий тон с пациенткой.

Ее голос такой же жесткий:

— Да. Готова поспорить, что не нравится.

Их раздраженные голоса сливаются и глохнут, когда они удаляются из зоны слышимости. У меня напряжены костяшки пальцев на руках, а руки сжаты в кулаки, хотя я этого и не заметила. Со вчерашнего дня я в ярости оттого, что доктор Уилсон рассказал моим родителям о том, что я живу в этом доме. Теперь я боюсь, что он может сказать что-то лишнее моей домовладелице, случайно или нет. Например, что та, кто живет в ее свободной комнате, намеренно выбрала ее дом своей мишенью.

Я возвращаюсь к мысли, что, может, она его пациентка? Может, она его пациентка? Это крутится у меня в голове как заевшая пластинка, которой я хочу верить. А другая версия… С ней я смириться не могу. Не могу смириться с тем, что Марта пытается вышвырнуть меня. Что, если она позвонит Джеку, и, приехав домой, я найду свои вещи выкинутыми на тротуар? Я зашла так далеко. Не позволю, не могу позволить кому-либо помешать мне узнать правду.