Весть о смерти друга Хидэёси получил на пиру, переменился в лице и, вскочив, стремительно покинул зал. Тятя последовала за ним на энгаву. Он стоял у перил лицом к саду, его плечи сотрясались от рыданий. Тятя, невольная свидетельница печали самого могущественного человека в Японии, замерла у него за спиной, не решаясь вымолвить ни слова.

Через некоторое время Хидэёси вернулся к товарищам по оружию и сурово заявил:

— Хидэмаса был воином, каких мало. Он не знал поражений. Сегодня я потерял не просто верного вассала — бесценное сокровище, завещанное мне его превосходительством Нобунагой.

Искренность этих слов, которые при подобных обстоятельствах могли бы показаться пустой формальностью, растрогала сердца всех, кто их слышал, а Тяте в тот миг открылась одна из многих тайн души Хидэёси.

На седьмой день шестой луны Тяте неожиданно доложили о визите Тосииэ Маэды. Он участвовал в осаде замка Хатигата, но покинул место событий и явился в Одавару по приглашению Хидэёси. Поговаривали, что князь Тосииэ вполне заслуживает участи Масамунэ Датэ, который недавно был взят под арест в гостевых покоях Соундзи сразу после прибытия в ставку главнокомандующего. За Датэ и Маэдой укрепилась слава лукавых приспособленцев, способных в любой момент вступить в сговор с врагом.

Тятя приняла князя Тосииэ в своих покоях.

— Госпожа Ёдо! Как я счастлив снова вас видеть!

Тосииэ, совершенно поседевший со дня их последней встречи, почтительно поприветствовал свою бывшую подопечную, опустившись на татами у входа и низко поклонившись. Тятя тоже сказала любезные слова старому воину, в чьей крепости Футю она провела несколько месяцев восемь лет назад. Но в глубине души княжна не питала ни малейшей симпатии к этому человеку, облечённому, несмотря ни на что, доверием самого Хидэёси.

Вне всяких сомнений, Тятина неприязнь была вызвана политической нечистоплотностью Тосииэ, его лицемерием и ежесекундной готовностью встать на сторону сильнейшего, готовностью, которую он не раз уже продемонстрировал в смутные времена, когда непрерывно складывались и распадались военные союзы, и которая позволила ему ступень за ступенью неуклонно идти вверх по лестнице власти. И всё-таки главная причина этой неприязни крылась в другом: Тосииэ Маэда был отцом дамы Каги. Глядя на его лицо, Тятя видела те же до отвращения правильные черты, что и у своей соперницы Омаа. Всё в нём — манера выражаться, жесты, интонации — напоминало о дочери.

На сей раз благодаря Тосииэ Тятя сделала пренеприятное открытие.

— Должно быть, не сладко вам с дамой Кёгоку приходится здесь, в военном лагере, любезная госпожа Ёдо, да и путь был не близкий…

До конца аудиенции Тятя пребывала под впечатлением этих слов и, как только Тосииэ удалился, бросилась расспрашивать своих четырёх прислужниц. Лишь одна из них краем уха слышала что-то о даме Кёгоку. Тятя приказала им разузнать всё поточнее да поживее, и прислужницы не замедлили ей сообщить, что дама Кёгоку действительно прибыла сюда, в окрестности Одавары, несколько дней назад и расположилась в гостевых покоях ставки главнокомандующего.

Тятя души не чаяла в Тасуко и злиться на неё не могла, однако совершенно не понимала, почему Хидэёси скрыл от неё присутствие второй наложницы. Желая выяснить всё наверняка, она тем же вечером, притворившись, что пребывает в неведении относительно приезда дамы Кёгоку, бросила пробный камушек: попросила Хидэёси вызвать в Соундзи её двоюродную сестру, чтобы ей, Тяте, не было так одиноко среди воинов.

— Да ведь она уже три дня как здесь, — не моргнув глазом ответил Хидэёси. — Или два.

— Неужели? Это вы велели ей приехать?

— Нет, она сама так решила.

— Дама Кёгоку проделала столь долгий путь по своей воле?!

— Вот уж чего не знаю, того не знаю — мы с ней ещё не повидались. Но я-то уж точно не давал ей никаких распоряжений на сей счёт. Возможно, это Госпожа из Северных покоев проявила заботу…

Тятю такой ответ отнюдь не удовлетворил, но развивать тему она не стала. Не исключено, что Госпожа из Северных покоев действительно «проявила заботу».

Через несколько дней после того разговора дама Кёгоку нанесла визит своей кузине, держалась при том, как всегда, с величайшей почтительностью и, казалось, была искренне рада встрече. Однако Тятю по-прежнему одолевали сомнения — она не верила, что пообщаться с Тасуко ей довелось стараниями одной лишь Госпожи из Северных покоев. Куда более вероятным выглядело печальное предположение о том, что Хидэёси поделился с Госпожой из Северных покоев своим желанием видеть даму Кёгоку в Одаваре и верная супруга поспешила воплотить это желание в жизнь.

В одном, по крайней мере, Хидэёси ей определённо солгал: он сказал, что ещё не успел пообщаться с дамой Кёгоку, а та обмолвилась Тяте, что имела честь поклониться его высокопревосходительству в день своего приезда. Тятя конечно же не осмелилась спросить, разделила ли она с ним ложе. Впрочем, достаточно было и того, что они встретились, а значит, Хидэёси её, Тятю, обманул.

Дама Ёдо не замедлила указать ему на это при первой же возможности.

— Серьёзно? — поднял бровь Хидэёси. — Она тебе сказала, что мы с ней виделись в день её прибытия? Гмм… ну да, точно, я её встретил. Но ты ведь, коли память меня не подводит, тоже там была?.. Ах, подводит?

Тятя проглотила очередной уклончивый ответ и прекратила допрос. Если бы речь шла о какой-то другой наложнице, она не смогла бы удержаться от парочки язвительных замечаний, но странное дело — при мысли о кузине? ей удавалось подавлять свою ревность.

Время от времени, чтобы развеять скуку затянувшейся осады, Хидэёси устраивал для своих приближённых чайные церемонии, к которым всегда питал живейшее пристрастие. Для этой цели он даже велел возвести на территории монастыря чайный павильончик и снабдить его всей потребной утварью. Именно там, на одном из чаепитий, Тятя свела знакомство со многими прославленными мужами, в числе коих были небезызвестный Сэнно Соэки Рикю, мастер чайной церемонии, и Иэясу Токугава. В число приглашённых также нередко попадали Тадаоки Хосокава, Удзисато Гамоо, Нобукацу Ода, Кагэкацу Уэсуги, Хасиба Симоса-но-ками и другие видные вассалы Хидэёси.

Удзисато в ту пору было уже тридцать шесть лет. Тятя прекрасно понимала, что от душевной близости, царившей некогда в их отношениях, не останется и следа — негоже наложнице кампаку откровенничать с его подчинёнными, — но не слишком-то горевала по этому поводу, ведь её чувства к Удзисато изменились давным-давно.

Наряду с чайными церемониями в ставке главнокомандующего нередко устраивались представления театра Но на помосте, установленном прямо в саду. Однажды во время спектакля мимо помоста прогарцевал всадник на боевом коне, даже не подумав спешиться и поклониться полководцам, среди которых был сам его высокопревосходительство кампаку. Страж окликнул наглеца и упрекнул в непочтительности. В ответ прозвенел дерзкий молодой голос:

— Перед кем это я должен спину гнуть? Перед военачальниками, которые позволяют себе веселиться в разгар сражений? — И самурай, пришпорив жеребца, величаво продолжил путь.