Сразу по прибытии в Киото Тятя испросила аудиенции у Госпожи из Северных покоев. Покидая столицу, она намеренно пренебрегла визитом к законной супруге Хидэёси под предлогом спешки, однако теперь избежать неприятной встречи не представлялось возможным. Кроме того, Тятя узнала от Хидэёси, что их сын теперь находится в Дзюракудаи, и она воспользовалась случаем с ним повидаться.

Оказавшись во дворце, Тятя отдохнула после длительного путешествия в гостиной своей кузины, затем отправила посланника в Северные покои справиться, когда хозяйка сочтёт возможным её принять. В ответ ей было велено явиться незамедлительно, и Тятя поспешила к резиденции супруги Хидэёси. Однако там её заставили долго дожидаться аудиенции. Она пришла туда без свиты и целый час провела в полном одиночестве.

Наконец Госпожа из Северных покоев соизволила показаться в приёмном зале. В сопровождении внушительного числа придворных дам она появилась со стороны галереи и проследовала к внутренним помещениям мимо Тяти, даже не посмотрев в её сторону. Тятя осталась сидеть на татами, дрожа от гнева. День был прохладным, но её спина неожиданно взмокла от пота.

Вскоре к ней вышла прислужница и проводила к Госпоже из Северных покоев.

Тятя склонила голову:

— Я только что прибыла из Одавары.

— Благодарю за труды. Столь длительное путешествие, должно быть, вас утомило, — произнесла Госпожа из Северных покоев. Она говорила спокойно, но снисходительный тон отчётливо напоминал гостье о несоизмеримой разнице в положении наложницы и законной супруги.

Удобно устроившись напротив соперницы, Тятя ничем не выдала бушевавшей внутри злости, её лицо осталось бесстрастным, словно маска Но, таким же непроницаемым, как у Госпожи из Северных покоев.

При каждой встрече с законной супругой Хидэёси мысль о собственном благородном происхождении преисполняла Тятю гордостью, вот и сейчас она высоко подняла голову. Негоже ей, дочери князя Нагамасы Асаи и племяннице его превосходительства Нобунаги Оды, который единовластно правил всей Японией, сгибаться в поклоне перед какой-то низкородной выскочкой!

— Молодой господин растёт не по дням, а по часам. Желаете повидаться с ним? — Госпожа из Северных покоев обращалась к Тяте так, будто это была придворная дама или всего лишь кормилица Цурумацу.

— Да, — сказала Тятя. Задумалась на мгновение и добавила: — Я намерена забрать молодого господина с собой в Ёдо.

Слова сорвались с её губ сами собой. До того момента у Тяти и в мыслях не было ничего подобного, но внезапное желание наглядно показать этой женщине, кто настоящая мать наследника кампаку, было неодолимым.

Лёгкая судорога взволновала поверхность бесстрастной бледной маски, скрывавшей мысли и чувства Госпожи из Северных покоев, но, когда она заговорила, голос её звучал всё так же безучастно:

— Прекрасно. Надеюсь, его высокопревосходительство осведомлён о ваших намерениях?

— Он сам изволил дать мне это распоряжение.

— В таком случае, я посоветуюсь с господином Будзэном Исикавой, и мы предпримем надлежащие приготовления.

Знатный воин Будзэн Исикава отвечал за воспитание юного Цурумацу.

Тятя не замедлила удалиться и всю вторую половину дня, расположившись в резиденции дамы Кёгоку, ждала от Госпожи из Северных покоев извещения о том, что она может забрать сына. Посланник явился, лишь когда стемнело. Он сообщил, что отбытие молодого господина Цурумацу в Ёдо назначено на следующий день и состоится с наступлением часа Коня. Госпожа из Северных покоев сочла своим долгом также поставить даму Ёдо в известность о том, что в последнее время здоровье наследника оставляет желать лучшего, и попросила заботиться о нём с превеликим тщанием. Что любопытно, во время аудиенции законная супруга Хидэёси и словом о болезни Цурумацу не обмолвилась, и теперь Тятя почувствовала лёгкое волнение: знай она, что сыну нездоровится, ни за что не заговорила бы о том, что хочет увезти его с собой.

На следующий день паланкин с юным наследником покинул Дзюракудаи в сопровождении внушительной свиты. Паланкины Тяти и её придворных дам отправились в путь следом. Впервые с тех пор, как стала наложницей Хидэёси, Тятя была на верху блаженства и в течение короткого путешествия из Киото в Ёдо с наслаждением дремала на подушках, убаюканная покачиванием паланкина. Сын снова с ней! Со слезами радости на глазах она мечтала о том мгновении, когда сможет прижать его к своей груди, приласкать, как кошечка своего котёнка. Поднимая полог, она впускала свежий ветерок со стороны реки, подставляла ему разгорячённое лицо и молилась о том, чтобы отец её ребёнка вернулся живым и невредимым из военного похода на север.

По прибытии в Ёдо Тятя наконец-то увидела своего мальчика — впервые за долгое время. Ему было теперь два годика. Он показался матери страшно исхудавшим. Она хотела посадить его к себе на колени, но Цурумацу, которому хрупкое телосложение сообщило капризный нрав, расплакался и упрямо не шёл на ручки ни к кому, кроме кормилицы. Однако Тятя была рада уже и тому, что он рядом. В тот же день она отрядила посланников в Нару, дабы за здоровье ребёнка отслужили молебны в буддийском храме Кофуку и синтоистском святилище Касуга.

Хидэёси, который повёл свои войска в Тохоку[81]сразу после взятия Одавары, прибыл в Камакуру, затем в Эдо[82], простоял в Эдоском замке до двадцать четвёртого дня седьмой луны, двадцать шестого дня остановился в Уцуномии, а в начале восьмой луны уже был в Айдзу. Там он принял необходимые меры, имевшие целью завершить объединение Японии, отдал многочисленные приказы, дабы удостовериться в лояльности северных даймё, и, наконец, на двенадцатый день восьмой луны покинул Айдзу, победоносно ступив на Северный тракт, пустился в обратный путь.

В первый день девятой луны Хидэёси вошёл в Киото через полгода отсутствия. Знатные самураи и придворные вельможи организовали ему торжественную встречу. Хидэёси дождался возвращения своих вассалов и полководцев, чтобы вместе с ними явиться ко двору, поэтому аудиенция у Небесного государя состоялась лишь четвёртого числа.

Тяте очень хотелось поглядеть на триумфальный въезд Хидэёси в Киото, но ей пришлось отказать себе в этом удовольствии из-за болезни маленького Цурумацу, которому все никак не становилось лучше. Из Дзюракудаи примчался гонец с посланием от его высокопревосходительства. Хидэёси извинялся за то, что долго не писал и, должно быть, тем самым причинил любезной даме Ёдо немало беспокойства. Сыночек, надо думать, изрядно подрос с тех пор, как он видел его в последний раз. Ещё Хидэёси советовал Тяте опасаться пожаров и хорошенько присматривать за слугами, дабы не отбились от рук. Обещал также наведаться к ней двадцатого числа и заверял, что будет безмерно рад вновь обнять сына и разделить ложе с любимой наложницей. Глядя на знакомые размашистые иероглифы, Тятя замирала от счастья. В конце письма Хидэёси, никогда не устававший говорить о сыне, просил её неусыпно следить за здоровьем мальчика и сделать всё, чтобы не навредить ему.