твоего дружка я возьму на себя, чтобы дальше не копали. Ловко ты его опоила на прогулке.

— Я просто хотела завершить начатое, — ответила Маша. — Он даже не пикнул. Не проснулся, пока я ему руку резала. Но все равно не получилось, как у тебя. Не могла же я его на прогулку заманить далеко, пришлось устроиться чуть ли не в парковой зоне. И отсечение гладко не вышло. Нет таких навыков, как у тебя. Но я справилась, Борь…

— А в детстве, помнится, у тебя хорошо получалось кошек резать, — хмыкнул Сава. — Лучше чем у меня. Отец думал, что это я на тебя плохо влияю, знал бы он правду…

— Не трогай отца прошу! Я все равно… любила его.

— Да… Знаю… Ведь это была твоя идея — перезахоронить его. Собрать части тел от других людей. На этом мы и погорели…

Послышался вздох и шуршание

— Я не знала, что так получится, Боря… Прости. Но я не могла допустить, чтобы наш отец покоился, как обгоревшая головешка. Не могла, я думала об этом и думала…

— А теперь что? Начнешь все сначала?

— Нет. Я без тебя не справлюсь… — вкрадчиво проговорил женский голос.

— Правильно. Умничка… — обрубил мужской. — Затихарись и не высовывайся.

— Меня никто и не подозревает.

— Петров! Петров может пронюхать. Я же тебе говорю, просто сатана.

— Не думаю. Он меня видел один раз ночью на кладбище, но и тогда не разглядел.

— Когда он раскопал могилу нашего отца?

— Да… Ты, может, не знаешь. Я часто гуляла там. В ту ночь мне опять не спалось, я всё думала о нас.

— Теперь никаких «нас» не будет. Ты сама по себе, а я не жилец больше, сестричка.

— Не говори так! — зарыдала Маша. — Мы что-нибудь придумаем. Я тебя вытащу. Я ведь могу убить еще кого-то. Сделаю так, чтобы было похоже на твой почерк…

— Нет. Все. Я сказал, нет. Изначально это была плохая затея.

— Это все ради отца. А ты даже не пришел на его похороны.

— Он выгнал меня из дома, ты забыла? — уже громче заговорил мужчина.

— Это было так давно… И потом, он просто нас не понял. Не понял нашей любви.

Послышались звуки, похожие на поцелуи.

— Я люблю тебя… — прошептала Маша.

— А я нет, — хмыкнул Сава. — Все, иди.

— Зачем ты врешь? — взвизгнула девушка. — Не говори так! Я знаю, что ты врешь!

— Так будет лучше, сестренка… Иди. Когда-то я был готов на все ради тебя, но сейчас…

— Что сейчас изменилось?

— Иди и забудь меня, так лучше будет, — голос Савченко дрогнул, слышно было, как он сглотнул. — Забудь меня. Живи дальше…

— Я не хочу без тебя жить…

— Иди, говорю, дура! Не вздумай ко мне приходить. Менты спалят!

— Нет… Нет, я еще приду.

— Ах так… Тогда знай… Это я прикончил нашего дорогого папашу.

— Что?

— Что слышала! Сжег его вместе с домом, пока он спал. И он сгорел!

— Нет, не может быть!

— Еще как может… — сказал мужчина так твердо, что я и тут мог представить, как веяло холодом в тот момент от Бориса Савченко.

— Но почему⁈..

Кажется, Маша даже слегка охрипла от шока — эту фраз слышно было не очень хорошо.

— А ты подумай… Забыла? — давил Сава. — Мы росли не такие как все, но всю злость он почему-то вымещал только на мне. Я до сих пор помню пряжку его армейского ремня на моей спине. Показать тебе следы? Руки у меня скованы, так можешь сама рубаху поднять.

— Как… ты мог его убить?.. — снова еле слышались слова его сестры.

— Не спрашивай. Иди и живи, а я уже поплатился за все.

— Ненавижу! — вскрикнула Маша.

Послышался стук каблуков, она выходила из кабинета. Хлопнула дверь. Савченко остался один. Но запись не кончилась.

Мы услышали, как он тяжело вздохнул и пробормотал:

— Не убивал я отца… Но ты так считай… Быстрее выкинешь меня из головы. Я тоже тебя люблю, сестренка…

Пойманный зверь разразился страшным рыком, перешедшим в вой…

Глава 25

Запись закончилась, а Захарова всё ещё сидела не шелохнувшись, замерла, словно камень. Даже взгляд застыл, будто нас не видела. Лишь побелевшие от напряжения пальцы, что вцепились в стул, выдавали ее истинное состояние.

— Я сейчас запишу ваши показания, — спокойно проговорил Горохов, будто речь шла о сущем пустяке, формальности, а не о допросе по расстрельной статье. — Набросаю сначала основное, что услышал на пленке, потом вы добавите подробностей.

— В холодильнике, — процедила убийца.

— Что? — следователь оторвался от бумажек и с недоумением на нее уставился.

— Рука Сипкина — в старом холодильнике на балконе, я не успела ее отвезти в подвал.

— Мы так и предполагали, — кивнул Горохов, — что где-то у вас в квартире.

— Откуда вы узнали?

— Неважно…

— Я хочу знать, пожалуйста, — Маша вдруг сникла и из высеченной из тверди статуи превратилась в хрупкую сгорбленную женщину; но впечатление могло быть обманчивым, уж мы-то видели ее актерскую игру воочию. — Скажите… Почему вы стали меня подозревать?

Казалось, она сидела и лихорадочно перебирала в мозгу все варианты развития недавних событий, будто искала оправдание своему проколу. Будто ей хотелось услышать, что это не ее фатальная ошибка, не она плохо сработала, а произошла некая нелепая случайность, злой рок, из-за которого ее раскрыли. Так считать проще, чем во всем винить себя. Но я не дам ей такой возможности, пусть кусает себе локти до конца своих дней.

Я вытащил из кармана сверток из носового платка. Развернул его на столе, выставив на всеобщее обозрение предмет, который был в нем.

— Узнаете? — кивнув в сторону стола, уставился я на Захарову.

— Что там? — вытянула она шею. — Я не вижу.

— Подойдите ближе, если вам не видно, — вмешался Горохов, — я разрешаю.

Женщина сжала губы, чуть помедлила, но любопытство пересилило. Уж очень ей хотелось уверовать в свою непобедимость.

Она подошла к столу и замерла, уставившись на платок:

— Окурок? Ну и что?

— А вы внимательно посмотрите, — торжествующе улыбался шеф. — Это не просто окурок, это «Winston». Сигареты, не особо распространенные в Новоульяновске. Тогда, на кладбище, это были вы… Вы его бросили в ту ночь.

Глаза Маши сузились, а пальцы стиснули полы жакета так, что тот затрещал. Она молчала, села обратно на стул, борясь с внутренним гневом.

— Какая же я дура… — наконец, тихо выдохнула она. — Так проколоться. На обычном окурке.

— Не только на нем, — продолжал добивать ее Горохов. — Андрей Григорьевич тут накопал любопытные факты из жизни вашего брата. Нашел старых свидетелей по давнему уголовному делу и выяснил любопытную деталь. Смертельную поножовщину ваш брат устроил из-за некой девушки. Так вот, тогда следствие не установило ее личность, но у нас сейчас нет сомнений, что это были вы. Из-за вас Савченко отбывал срок. Получается, что не совсем вы были с нами правдивы, когда описывали свои отношения с братом. С которым, как оказалось, у вас давно отнюдь не братские отношения.

Захарова снова молчала.

— Матери у вас были разные, но отец…

— Хватит! — истерично вдруг вскрикнула Маша. — Замолчите! Я все подпишу!

— Конечно, подпишете, Мария Константиновна, — уверенно хмыкнул следователь. — Доказательная база собрана почти в полном и достаточном объеме. Дело Мясника можно считать раскрытым. Вернее, дело целых двух Мясников. Кто бы мог подумать? Осталось только обыск на квартире у вас провести, дождаться заключения судебно-медицинских экспертиз по найденным частям тел, и можно предъявлять обвинение и направлять дело в суд. Так что рекомендую вам сотрудничать со следствием. Возможно, это зачтется на суде. Мы все равно все выясним, без вас или с вами. Можно сказать, уже все выяснили, — Горохов многозначительно кивнул на магнитофон с пленкой.

Захарова что-то почти беззвучно прошептала, но по губам можно было понять посыл. Я расслышал лишь последние слова: «Сдохните все»…

Я в проклятия не верю, и дохнуть точно не собираюсь, было уже дело… А вот ей, судя по всему, скоро придется распрощаться с жизнью. Преступление раскрыто, но один вопрос у меня оставался нерешенным, а в голове крутилось имя моего старого друга из прошлой и теперь уже нынешней жизни — Олег…

* * *

— Узнаешь? — я выложил перед Олегом фрагмент красной ленточки.

Мы сидели у него в комнате, парень на мой вопрос лишь недоуменно пожал плечами:

— Нет, а что это?

Даже не дрогнул, не заикнулся. Все так же улыбался, будто был просто крайне рад меня видеть.

— А так? — я достал второй фрагмент ленточки и приладил к первому, они слились по линии разделения.

— А! — хлопнул себя по лбу парень, будто только что вспомнив. — Это же на месте убийств они обнаружены. Черпакова и Солнышкиной, да?

— Ага, — кивнул я,