Мы пролетаем еще какое-то расстояние и видим советские войска. Они обнаруживают, что румынские позиции перед ними никто не защищает.

На обратном пути мы вновь видим бегущих румын. Им повезло, что у меня кончились боеприпасы и нечем остановить их трусливый бег».

Стремительное наступление по приволжской степи продолжалось пять суток. Неумолимый танковый каток и огонь с небес сметали на своем пути спешно создаваемые немецкие заслоны. Советские командиры умело маневрировали силами, вводили резервы, перебрасывали силы с одного участка контрудара на другой, обеспечивали части прорыва авиационной и артиллерийской поддержкой. Это была практически филигранная работа лучших военных умов Страны Советов.

Двадцать третьего ноября 1942 года Красная Армия освободила город Калач и замкнула кольцо окружения вокруг Шестой армии генерала Паулюса. Началась мучительная агония немецких войск.

Не прошло и ста часов с начала наступления, а положение на Восточном фронте изменилось раз и навсегда. Обещание Сталина: «Будет и на нашей улице праздник», прозвучавшее в речи 7 ноября, – было выполнено!

«Прорыв красных образует брешь в наших линиях, и они пытаются достичь города Калач-на-Дону. Это означает смертельный приговор для 6-й Армии. Две атакующие группировки русских соединяются в Калаче, и кольцо вокруг Сталинграда смыкается. Все происходит обескураживающе быстро. Наши резервы ошеломлены русскими и пойманы в их клещи, как в ловушку. Во время этой фазы один акт анонимного героизма сменяет другой. Ни одна немецкая часть не сдается до тех пор, пока не выпустит последнюю пулю, не бросит последнюю гранату, не продолжит бой до горького конца.

Мы летаем над котлом во всех направлениях там, где складывается наиболее угрожающая ситуация. Сохраняется советское давление на 6-ю Армию, но немецкий солдат держится твердо. Где бы ни возникала угроза прорыва, она тут же блокируется, и контратаки отбрасывают противника назад. Наши товарищи делают невозможное, чтобы сдержать этот прорыв. Они удерживают позиции, уже зная, что пути к их отступлению отрезаны из-за трусости и предательства, которые пришли на помощь Красной Армии. Наш аэродром часто становится мишенью для атак советских самолетов, нападающих с малых и больших высот. Но по сравнению с теми усилиями, которые они затрачивают, ущерб очень мал. Только сейчас у нас так мало бомб, боеприпасов и горючего, что становится неблагоразумным держать все эскадрильи в пределах котла. Все самолеты улетают в несколько заходов, и после нашего отлета воздушной поддержки с этого аэродрома уже не будет. Специальная группа под командованием Юнгклаусена остается в котле, чтобы обеспечивать поддержку ожесточенно атакуемой 6-й Армии до тех пор, пока оно еще способна подниматься в воздух. Весь остальной персонал перелетает из котла в Обливскую, в 150 км к западу от Сталинграда».

Так описывал начало конца для Шестой армии Паулюса Ханс-Ульрих Рудель. Впервые такая мощная группировка немецких войск была блокирована. Никто – ни в ставке Гитлера, ни в штабе Паулюса еще и не осознавал масштабов стратегического провала. Да, окружение – это свершившийся факт. Однако и сама Шестая армия все еще сильна и активно сопротивляется, и в самой Германии генералы ведут успокаивающие речи. А сам фюрер и слышать не хочет об оставлении города, названного в честь своего главного противника на земном шаре. Он еще грезил победами – недалекий «ефрейтор Первой мировой».

Тем временем в «ледяном котле» агонизировали сотни тысяч немецких солдат и их «ненадежных союзников»…

* * *

– Ну, что у нас сегодня на обед? – спросил Степан Никифорович, войдя в жарко натопленную землянку.

Он плотно притворил сбитую из снарядных ящиков дверь и поправил занавешивающую вход заиндевелую плащ-палатку. Внутри исходила жаром печка-буржуйка, наполняя уютным теплом помещение. Свет давала яркая трофейная карбидная лампа. Несколько бойцов спали на двухъярусных нарах. Кто-то читал свежий выпуск фронтовой многотиражки с поэмой «Книга про бойца» – о неунывающем Василии Теркине фронтового корреспондента и поэта Александра Твардовского. Два танкиста-зенитчика играли в шахматы, передвигая плексигласовые фигурки. Судя по обилию битых фигурок рядом с клетчатым «полем боя», партия близилась к финалу.

– Шах и мат! – провозгласил один из танкистов, занося над «вражеским» королем плексигласового ферзя.

Подобные безделушки из плексигласа, бакелита[26], латуни и прочего делали техники и сами танкисты в редкие минуты безделья. Кроме шахмат пользовались популярностью финки с наборными рукоятками, зажигалки из стреляных гильз, различные фигурки, вырезанные из того же плексигласа.

– На обед сегодня трофейная немецкая тушенка, баварский шпик, какое-то винище – «Мо-зе-лск», «Мозельское», что ли, какое-то… Шнапс, эрзац-кофе и кексы.

– Что, опять сбитый «Юнкерс» ограбили?

– Так точно, товарищ комвзвода!

– Разбойники…

– Нешто все фрицам оставлять!..

Богатый стол в дополнение к трофейным вкусностям был уставлен традиционным салом, черным хлебом, лучком. Отправили пару солдат на кухню, и они принесли несколько дымящихся котелков со щами и кашей. Ну, и «наркомовские» сто граммов.

После обильной еды всех разморило. Танкисты-зенитчики взвода Стеценко недавно только сменились с боевого дежурства. После пронизывающего ветра, снега и морозов так приятно было отогреться в уюте, выпить положенные сто граммов (и немного – сверх того), выспаться, набраться сил.

Степан Никифорович накинул полушубок и вышел из тепла землянки. В лицо пахнуло ледяным дыханием приволжской степи, в мгновение ока выдув все тепло из-под казенной овчины. Он прошел по извилистому ходу сообщения. Со стороны Сталинграда грохотало, темное небо озарялось вспышками осветительных ракет и сверкающими лентами трассеров. С Волги взвыло – ударили «катюши» на бронекатерах. Стеценко прошел к капонирам, в которых были укрыты зенитные танки. Здесь, под брезентовыми тентами, техники и оружейники готовили боевые машины к новым боям. Вообще-то сами танкисты обслуживали свои танки, но все же машины были из опытной серии, поэтому и уход за матчастью был более внимательным.

– Стой, кто идет! – Бдительный часовой взял «мосинку» на изготовку. – Пароль?

– Свои – «Волга». Отзыв?

– «Вятка». А, это вы, товарищ комвзвода.

– А что, ты тут Паулюса хотел увидеть?

Перекинувшись парой фраз с техниками и оружейниками, Степан Никифорович залез на бруствер. Сталинград простирался перед ним – огромный и мрачный, озаренный сполохами взрывов и заревом пожарищ. Город, ставший некрополем для оккупантов. Стеценко вспомнил прошлую зиму: Ржев, Вязьму, атаки на немецкие укрепления по пояс в снегу. Сырую поземку, промерзающие насквозь ватники и неудобные долгополые шинели. Атаки – «всем миром на пулеметы». Розовый, пропитавшийся кровью снег, отсыревшие заплесневелые сухари. Мертвые, растерзанные на мясо лошади, заледенелые туши которых пилили ножовками. Атаки на немцев, не для того, чтобы занять линию обороны, а для того, чтобы отбить трофейную полевую кухню и набить желудок… Эти страшные картины будут преследовать его всю оставшуюся жизнь!