– Ну-ка дайте его сюда, – попросил паспорт участковый. – Это же Сохатый!

– Какой Сохатый?

– Кличка у него такая. Урка он, полгода как с зоны вернулся и, похоже, за ум не взялся. Он тут рядом живет.

– Да? Тогда давай к нему в гости зайдем.

К гражданину Васильчуку стучались минут десять, прежде чем он открыл. Васильчук был пьян вдрабадан.

– Ты что, пьешь опять? – спросил участковый.

– Ну? – мало что понимая, ответил хозяин квартиры.

– Один пьешь?

– Не-а, с Пашкой.

Оперативники обошли квартиру.

– А Пашка-то где?

– Как где – здесь!..

Но никакого Паши в квартире не было, и стакан на столе стоял только один.

– Посмотрите на кухне и в ванной.

Через минуту из ванной комнаты, держа на вытянутых руках какую-то куртку, вышел милиционер.

– Вот, за бачком унитаза нашел.

Куртка была вся в крови.

Сохатого повалили, защелкнули на руках браслеты и обыскали. В карманах у него нашли часы и ключи потерпевшего.

– А ключи-то тебе зачем, ключи-то почему не выбросил? – спросили оперативники. – Пьяный, что ли, был? И паспорт вон потерял… Вот дурак, совсем ум пропил! Ему на пузырь не хватало, а он взял и человека зарезал!

– Я? Да вы что?! Я весь день дома был! Вы чего мне мокрое шьете?..

Но отпираться было бесполезно, потому что свидетели показали, что заточка, извлеченная из тела потерпевшего, принадлежала гражданину Васильчуку, а на ее ручке были обнаружены отпечатки его пальцев…

По телевизору шли новости. Дикторы шевелили губами, улыбались и играли мимикой. Но слышно их не было, потому что звук был отключен.

Перед телевизором в кресле сидел пожилой человек в халате, бессмысленно уставившись в мерцающий экран. Он не видел, что происходит на экране, не видел телевизор и вообще ничего не видел…

Рядом с ним, на журнальном столике, лежал лист бумаги, шариковая авторучка и пистолет Макарова.

Он сидел так, не шевелясь, не меняя позы.

Сидел час.

Два.

Три…

В коридоре, возле входной двери, послышалось какое-то неясное шуршание, словно кто-то шарился в замке.

Но он не обратил на это никакого внимания.

Тихо щелкнул механизм замка, цилиндр сделал два оборота, втягивая внутрь металлический язычок, и дверь медленно открылась.

С лестничной площадки в квартиру быстро проскользнул человек. Бесшумно прикрыл за собой входную дверь. Замер, привыкая к полумраку. Сделал шаг вперед. Еще один…

По стенам комнаты бегали цветные, отбрасываемые экраном телевизора тени. Звука слышно не было.

Перед телевизором в кресле сидел человек в форме, с нацепленными на китель медалями. Медалей было много, и поэтому они располагались в несколько рядов. Верхний ряд начинался с двух поблекших от времени медалей “За отвагу”. С самых памятных, потому что первых медалей…

В кресле, в парадной форме, при орденах и медалях, сидел генерал Крашенинников. Теперь уже в отставке.

Это был он.

И не он…

Это был какой-то совсем другой человек – хоть и в парадном с генеральскими погонами кителе, но какой-то древний, с отвисшей челюстью и потухшим взглядом, старик.

И все-таки это был генерал Крашенинников. Мгновенно, в течение нескольких дней, превратившийся в дряхлого старца сразу после того, как его часть взлетела на воздух. А на самом деле не часть, на самом деле его дело…

Он медленно, словно с усилием, повернул голову и сказал:

– Это ты?

Он знал, кто к нему может прийти. Он ждал.

– Я, – ответил вошедший. – Можно включить свет?

– Валяй.

Щелкнул выключатель.

Человек стоял в проеме двери, в правой руке у него был пистолет. Генерал никогда его не видел, но он узнал его. По манерам узнал.

Человек совершенно бесшумно прошел в комнату, остановился недалеко от кресла.

– Это ты был возле части? Ты вытащил своего человека, чтобы потом убить его?

– Убили – вы. Я лишь прибрал за вами.

– Кто вы – он и ты?

– Люди.

– Ясно, – кивнул генерал. Другого ответа он услышать не ожидал.

– По мою душу пришел?

– По вашу.

– Тогда садись. Время есть. Успеешь еще. Человек с пистолетом сел. И как бы невзначай пододвинул к себе лежащий на журнальном столике “Макаров”. Генерал криво усмехнулся.

– Хочешь узнать у меня подробности того, чем я занимался?

– Хочу.

– Сохранением армии. Которая основа всему.

– И ради этого убивали?

– Армия всегда убивала и гораздо больше убивала. Армия и создана для того, чтобы убивать. Во благо своей страны. Всегда во благо. И теперь – во благо… Государство без армии – лев со сточенными клыками, которого может загрызть любой шакал. Я не хочу, чтобы нас сожрали шакалы.

– Так вы, оказывается, патриот… – с легкой иронией сказал пришедший.

– Патриот, – просто ответил генерал, – хотя теперь это не модно. Теперь в моде деньги. А Родина там, где больше платят.

– Но вы ведь тоже!..

– Да, я тоже. Но я не взял лично себе ни копейки. Я работал не на свой карман, а на армию. На страну! Я – на страну, а вы – против! Ты и он – вы загубили доброе дело, вы сработали на них, – кивнул генерал куда-то в сторону. – Вы как “Першинги”, вы хуже “Першингов”, потому что бьете в спину!..

Несколько минут они молчали.

И все равно нужно было делать то, зачем он сюда пришел.

– Кому вы подчинялись?

– Я уже сказал – себе.

– Только себе?

– Да! Это придумал я, я один! Мои люди ничего не знают. Я отдавал приказы, и, значит, весь спрос с меня. На том давай поставим точку. Больше я тебе все равно ничего не скажу.

– А если я спрошу так, как спрашивали у моего человека там, в оружейке? Как спрашивали вы?!

– Попробуй. Только вряд ли у тебя что-нибудь получится. Я старый человек и не смогу выдержать того, что выдержит молодой. Просто сердце остановится. Стариков невозможно пытать, их можно только убивать.

Тут он был прав – ни пытки, ни наркотики помочь здесь не могли. Если он не захочет говорить, он ничего не скажет.