Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Возраст: 22
Волосы: каштановые
Рост: 5 футов 1 дюйм
Вес: 110 фунтов
Пропала: 4 октября
Двенадцать дней назад. Всего через несколько дней после того, как Ингрид переехала в Бартоломью.
Внизу красным цветом указан номер для тех, у кого есть информация об Эрике.
Мои родители сделали то же самое, когда пропала Джейн. Первые несколько недель наш телефон звонил непрерывно. Мои родители всегда брали трубку, даже когда звонили посреди ночи. Но на другом конце провода неизменно оказывались сумасшедшие, или люди, отчаянно страдавшие от одиночества, или дети, звонившие по нашему номеру на спор.
Я достаю свой мобильный и набираю номер. Тот, кто повесил объявление, наверняка захочет узнать, что я нашла телефон Эрики.
Мне отвечает знакомый мужской голос.
– Дилан слушает.
На несколько секунд я замолкаю от изумления.
– Дилан, который временный жилец в Бартоломью?
Теперь замолкает он, прежде чем с подозрением ответить:
– Да. Кто это?
– Джулс, – говорю я. – Джулс Ларсен. Из 12А.
– Я знаю, кто ты. Откуда у тебя мой номер?
– С объявления о пропаже Эрики Митчелл.
Звонок обрывается. Еще одна неожиданность.
Дилан положил трубку.
Я собираюсь перезвонить, но тут телефон вибрирует у меня в руках.
Дилан прислал мне сообщение.
Здесь нельзя говорить об Эрике.
Я пишу ответ:
Почему?
Проходит несколько секунд, прежде чем на экране появляются мерцающие голубые точки. Дилан что-то печатает.
Кто-то может подслушать.
Я одна.
Уверена?
Я начинаю набирать ответ – что-то вроде «Паранойя замучила?» – но Дилан меня опережает.
Это не паранойя, а осторожность.
Почему ты ищешь Эрику?
Почему ты звонишь насчет нее?
Я нашла ее мобильник.
Мой телефон неожиданно звонит. Это Дилан – видимо, слишком шокирован, чтобы набирать сообщение.
– Где? – спрашивает он, стоит мне ответить на звонок.
– В вентиляционной шахте в полу.
– Я хочу на него посмотреть, – говорит Дилан, – но не здесь.
– А где?
На мгновение он задумывается.
– В музее естественной истории. Встретимся в полдень рядом со слонами. Приходи одна, и никому об этом не рассказывай.
Я кладу трубку; меня мучает дурное предчувствие, в животе словно застрял комок нервов. Здесь что-то не так. Но я понятия не имею, что именно.
А вот Дилан, кажется, все прекрасно знает.
И это невероятно пугает его.
На выходе из Бартоломью я встречаю мистера Леонарда. Я удивлена, что его уже выписали из больницы – судя по всему, ему не помешало бы остаться там еще на денек. Он выглядит бледным и истощавшим и двигается невероятно медленно. Выбраться из такси ему удается только с помощью Жаннетт и Чарли.
Я решаю немного поработать швейцаром и придерживаю для них дверь.
– Спасибо, Джулс, – говорит Чарли. – Дальше я справлюсь.
Мистер Леонард и Жаннетт ничего не говорят. Просто бросают в мою сторону быстрый взгляд, как в тот день, когда я впервые оказалась в Бартоломью.
На входе в Американский музей естественной истории меня встречает толпа школьников. Их по меньшей мере пара сотен – одетых в клетчатые юбки, штаны цвета хаки, синие жилетки поверх белых рубашек. Я пробираюсь сквозь толпу, тихо завидуя их молодости, счастью, веселой болтовне и надуманным трагедиям. Эти дети еще не видели жизни. По крайней мере, настоящей жизни.
Дойдя до ротонды имени Теодора Рузвельта, я прохожу мимо огромного скелета барозавра и приближаюсь к кассе. Хотя в музей, строго говоря, можно зайти бесплатно, женщина за стойкой настойчиво интересуется, не желаю ли я сделать «небольшое пожертвование» за вход. Я даю ей пять долларов и получаю в ответ осуждающий взгляд.
После этой унизительной сцены я захожу в зал млекопитающих Африки имени Карла Эйкли. Или, как выразился Дилан, «к слонам».
Он уже ждет меня, сидя на одной из деревянных лавок, окружающих чучела слонов. Кажется, он пытался слиться с толпой, но вместо этого только сильнее бросается в глаза. Черные джинсы. Черная кофта. Темные очки. Странно, что к нему еще не подошли охранники.
– Ты опоздала на пять минут, – говорит он.
– А ты похож на шпиона, – отвечаю я.
Дилан снимает очки и оглядывает битком набитый зал. Школьники столпились возле диорам, и мне видны только уши и рога животных, да еще жирафьи головы, печально взирающие на толпу из-за стекла.
– Пойдем наверх, – говорит Дилан, указывая на верхний ярус зала. – Там меньше народа.
Это так, но лишь ненамного. Поднявшись на верхний ярус, мы останавливаемся возле наиболее безлюдной диорамы. Она изображает пару страусов, защищающих свои яйца от приближающихся вепрей. Самец опустил голову, распушил крылья и угрожающе приоткрыл клюв.
– Ты принесла телефон Эрики? – спрашивает Дилан.
Я киваю. Он лежит в правом кармане моих джинсов. Мой собственный телефон лежит в левом кармане. Их общий вес будто тянет меня к земле.
– Дай мне посмотреть.
– Возможно, позже, – говорю я. – Я не вполне тебе доверяю.
Мне не нравится его поведение. Дилан будто бы все время на взводе – звенит ключами в кармане, то и дело озирается по сторонам, словно боится, что за нами следят. Когда он переводит взгляд на диораму, то смотрит не на страусов, а на подкрадывающихся к ним хищников. Хотя эти вепри уже много лет мертвы, Дилан все равно мрачно хмурится. Должно быть, это выражение адресовано мне.
– Я тебе тоже, – говорит он.
Я криво улыбаюсь.
– По крайней мере, мы понимаем друг друга. Теперь расскажи, что ты знаешь об Эрике Митчелл.
– А что ты о ней знаешь?
– Знаю, что она жила в 12А до меня. Через месяц решила съехать. А теперь ты развешиваешь объявления о ее пропаже. Расскажешь остальное?
– Мы с ней… дружили, – говорит Дилан.
Я обращаю внимание на запинку.
– Только дружили?
Мы подходим к другой диораме. Она изображает двух леопардов, прячущихся в роще. Один из них пристально наблюдает за кустарниковой свиньей, готовясь к прыжку.