Распихав наличку по карманам, мы дошли до Центрального парка и теперь сидим в назначенном месте, ожидая Зика. Дамский павильон. Изукрашенная беседка с перилами кремового цвета и декоративной отделкой по краям – Дилан и я совершенно не вписываемся в эту романтичную обстановку. Мы сидим на противоположных концах павильона, скрестив руки на груди и нахмурившись; прохожие, должно быть, думают, что это неудачное свидание.

– Где, говоришь, ты познакомилась с этим парнем? – спрашивает Дилан.

– Я с ним толком не знакома. Это друг Ингрид.

– Значит, ты его никогда не видела?

– Мы только говорили по телефону.

Дилан хмурится. Его можно понять – он согласился отдать незнакомцу приличную сумму денег.

– Но он знает кого-то, кто может разблокировать мобильник Эрики, да? – говорит он.

– Надеюсь.

Иначе нам крышка. В особенности мне. У меня ничего не осталось. Ни налички в кошельке. Ни кредиток. Пока мне не заплатят за первую неделю в Бартоломью, я банкрот. Даже думать об этом страшно.

Чтобы подавить панику, я перевожу взгляд на небо. Сегодня пасмурно, и над парком нависают тяжелые серые облака. Точно не погода Хезер. Напротив меня Дилан смотрит на детей, карабкающихся на валуны неподалеку. Его взгляд контрастирует с угрожающим внешним видом. В его глазах читается печаль.

– Расскажи мне что-нибудь про Эрику, – говорю я. – Любимую историю или просто теплое воспоминание.

– Зачем?

– Чтобы ты помнил, что потерял и что пытаешься вернуть.

Так сказал мне один из детективов, занимавшихся делом Джейн. Прошло уже две недели с момента ее исчезновения, и надежда таяла с каждым днем.

Я рассказала ему, как в седьмом классе хулиган по имени Дэйви Такер начал изводить меня в школьном автобусе. Каждое утро, когда я садилась в автобус, он ставил мне подножку так, что я падала плашмя, а все вокруг смеялись. Так продолжалось несколько недель, пока однажды при падении я не расквасила себе нос. Увидев это, Джейн пришла в ярость. Она вскочила с места, схватила Дэйви Такера за волосы и несколько раз впечатала его лицом в пол, пока у него тоже не пошла кровь. В тот день она стала моим героем.

– Эрика однажды рассказала мне историю, – говорит Дилан, едва заметно улыбаясь. – Из детства. На кухне завелась мышь, и тетя Эрики расставила повсюду мышеловки. В углах. Под раковиной. Видно, ей очень уж досаждала эта мышь. Но Эрике было ее жаль. Ей мышка показалась милой. Поэтому каждую ночь, пока тетя спала, Эрика пробиралась на кухню и тыкала в мышеловки палкой, чтобы они захлопнулись. Я не удивлен. Она очень любила животных.

– Любит, – поправляю я. – Не говори в прошедшем времени. Не сейчас.

Его улыбка угасает.

– Джулс, а вдруг мы никогда не узнаем, что с ними случилось?

– Узнаем, – говорю я, не в силах объяснять, что нам предстоит в противном случае. Жить в неизвестности. Приучать себя не думать о пропавшем каждую минуту. Чувствовать, как незнание проникает под кожу, в кровь, словно инфекция.

К павильону подходит долговязый парень с неухоженной бородой.

Зик. Я узнаю его по фотографиям из инстаграма.

Рядом с ним идет низкорослая девушка с розовыми волосами. Она выглядит очень молодо. Как подросток. Белое платье с рюшечками и сумочка с «Хэллоу Китти» только усиливают впечатление. Как и то, что она не отрывается от телефона, когда Зик приводит ее в павильон.

– Привет, – говорит Зик. – Ты, наверно, Джулс.

Я киваю.

– А это Дилан.

Зик кидает на Дилана настороженный взгляд.

– Привет, чувак.

Дилан коротко кивает в ответ:

– Ты можешь нам помочь?

– Не могу, – говорит Зик. – Поэтому я привел Юми.

Она делает шаг вперед и протягивает руку.

– Сначала деньги.

Дилан и я отдаем Зику деньги; меня не покидает гнетущее ощущение. Зик передает деньги Юми, которая быстро их пересчитывает и возвращает Зику его долю. Остальное она запихивает в свою сумочку.

– Теперь мобильник, – говорит она.

Я отдаю ей телефон Эрики. Юми внимательно изучает его, словно ювелир, разглядывающий драгоценный камень, и говорит:

– Мне нужно пять минут. В одиночестве.

Мы оставляем ее в павильоне и подходим к валунам на берегу озера. Дети уже ушли, и мы с Диланом и Зиком здесь одни.

– Эй, это мобильник Ингрид? – спрашивает Зик.

– Чем меньше ты знаешь, тем лучше, – отвечаю я.

– Как скажешь.

Я оборачиваюсь и смотрю на павильон, где Юми сидит на скамейке, с которой я только что встала. Ее пальцы порхают над экраном телефона. Я надеюсь, что у нее все получится.

– Значит, она с тобой не связывалась?

– Не-а. А с тобой?

– Нет.

– Как думаешь, что с ней случилось? – спрашивает Зик.

Я бросаю взгляд на Дилана. Он едва заметно качает головой, выражая свое мнение. Не следует распространяться о наших подозрениях.

– Как я и сказала, чем меньше ты знаешь, тем лучше. Но, если выдастся шанс, попроси ее связаться со мной. У нее есть мой номер. Она знает, где я живу. Я просто хочу убедиться, что она в порядке.

Юми выходит из павильона. Она протягивает мне телефон Эрики.

– Готово.

Я провожу пальцем по экрану и вижу иконки приложений, а также камеры, галереи и журнала звонков.

– Я отключила блокировку, – говорит Юми. – И на всякий случай сменила пароль на 1234.

Она уходит, не говоря больше ни слова. Зик пожимает мне руку и шутливо отдает честь Дилану.

– Если что – обращайтесь, – говорит он и спешит вслед за Юми.

Я смотрю им вслед, сжимая телефон Эрики. Остается лишь надеяться, что мы не потратили деньги впустую.

Мы с Диланом возвращаемся в Дамский павильон и садимся бок о бок, склонившись над телефоном Эрики. Мы оба знаем, что в нем может скрываться правда о том, что случилось с ней, а заодно и с Ингрид.

– Какая-то часть меня не хочет знать правду, если с ней случилось что-то плохое, – говорит Дилан, бережно сжимая телефон. – Может, лучше верить, что она просто сбежала и у нее началась прекрасная новая жизнь.

Когда-то я думала то же самое про Джейн. Что она уехала, поменяла нашу жалкую Пенсильванию на какой-нибудь чудесный городок с песчаным голубым пляжем, высокими пальмами, ночными карнавалами на вымощенной плиткой площади. Это лучше, чем думать, что ее убили спустя пару часов после того, как она села в черный «Фольксваген».

А теперь я отдала бы все, чтобы узнать, где она. Безымянная могила или вилла в тропиках – мне все равно. Я просто хочу знать правду.