Вот почему, когда разделяя свою последнюю пищу с двенадцатью, он произнес: «Истину говорю вам — один из вас предаст меня».

И пока апостолы в глубоком волнении вопрошали друг друга: «Который из нас сделает это», Иисус, смочив хлеб вином, протянул его Иуде Искариоту со словами: «То, что должен исполнить — делай скорее».

И как сказано в одном из Евангелий: «Вошел же Сатана в Иуду и тот, немного погодя, удалился, дабы предать Его»[84].

Хлеб, смоченный в вине Иисусом, принятый Иудой, был причастием от Святого, да будет благословен Он, отделившего день от ночи к видимой манифестации божественной Мощи своей во Вселенной, того, кто есть, кто был и кто пребудет во веки веков. (См. «Свет сексуальности»)

Этот укус и последующие за ним события имеют первостепенное значение.

Иуда пошел и предал своего Учителя синедриону.

«Я поцелую его по-братски», — сказал он, — «И это будет знак для римских солдат. За то, что он назвал себя царем иудейским, он должен умереть на кресте, что означает вечность».

И, действительно, в оливковой роще, после моления о Чаше, на фоне мелькающих теней и неясных проблесков, Иисус произнес последнюю молитву, коей он воссоединил в сердце своем волю и жизнь всех, кто последовал за ним: «Не все, Отец мой, но те, кого ты вручил мне, да будут они в Нас, также как я в Тебе, и как Ты во мне», — в оливковой роще, где вера апостолов ослабла, поскольку ничего личного не осталось у них в тот момент, Иуда в сопровождении римских солдат подошел к Иисусу, и произнеся с иронией: «Поздравляю, Господь!», по-братски поцеловал его в щеку.

Ибо, только брат равен своему брату в любви и ненависти. И не надо говорить нам о братской любви. Ее не существует, поскольку дар брата — это почтение, в любви и ненависти.

Поскольку Иисус хотел обернуть Падение Невидимого в Видимое вспять, Иуда, равный в эту минуту Христу, предложил ему этот шанс.

Но Голгофа, куда начал своё восхождение Христос с этой минуты, неся на своих плечах символ вечности, Крест, словно триумфальное пламя, что пожирает все недолговечное, обращая его в пепел, эта Голгофа, у подножия коей Иуда стал равным Христу, преодолев огромную пропасть их разделявшую, и когда Иисус погрузился во мрак ночи, испустив ужасающий крик отвергнутого Единственного Сына, Иуда, кто слышал этот крик и понял весь его смысл, получил второй укус инициации и сразу же опустился в бездну раскаяния.

Раскаяние — не есть сожаление, оно не похоже на состояние души кающегося, кто просит помилования за свое преступление.

Раскаяние — это пламя, что охватывает плоть изнутри, сковывая все мысли и подавляя все чувства.

Истинное раскаяние есть высшее сладострастие, что исходит от ужаса.

И это есть инициация, поскольку разум, сдавленный чудовищным спазмом, низвергается крайней степенью отрицания в самую сердцевину плоти, туда, где Человек припадает к источнику Жизни (=Бог) и пьет сок, что связывает его с целым миром, с человечеством, со всеми низшими и высшими мирами, проникая в каждую частицу тела.

И этот зов жизни оказался нестерпим для него.

И тогда Иуда в безумии хватает веревку и вешается.

Все человечество, что не принадлежало Христу в тот момент, и, в частности, народ Израиля, взявший на себя ответственность за казнь Иисуса в кличе: «Его кровь падет на нас и наших детей», присутствовали в повешенном Иуде, и когда, задыхаясь в скользящей петле, плоть Иуды осуществила последнюю месть, будучи освобожденной от угрызений совести и от остатков памяти, все человечество сосредоточилось в нем, подтвердив через него, что воля к жизни хранит Бога и его творение.

Таким образом, Чистая Белизна обрела Черноту перед собой, омывшись снова человеческой кровью.

Попросту говоря: пока Иисус Христос своими страданиями был искупителем Сатаны, восстанавливая в нем изначальную белизну золота, Иуда столкнул его обратно в человеческую плоть, в том самом месте, где Бог (=Жизнь) утверждает и поддерживает принцип воспроизводства.

Что касается вертикальной оси Падения — линии низвержения Невидимого в Видимое, чтобы утвердить последнее, пока Сатана[85] (Иудаизм Первой Части) держится в стороне от нее, Работа Иисуса и Работа Иуды одинаково революционны. Но Работа одного Иисуса, без дополнения Иуды, приведет только к уничтожению Вселенной, отмене манифестации божественной силы, отказу от вечного взаимодействия Да и Нет в ледяной пустыне, где ничего более не существует, сопровождаемой и поддерживаемой в некотором роде поступком Иуды, его предательством, его раскаянием, его Веревкой, эта же Работа стала эффективной и на Земле, задав новое направление всему человечеству, изливая искупление Сатаны в кровь Человечества.

В этот момент базовый угол был сформирован, и горизонтальная линия треугольника, к которой мы все относимся, была практически прорисована. Вторая Эра началась.

О, последователь! Если ты не постигнешь сей тайны, если ты не сможешь понять этой догмы, что человек может достичь большего, чем девятнадцать столетий тому назад, примирить борьбу между Да и Нет и направить божественные силы в направлении Сатаны искупленного, если тебе нужны ощутимые доказательства учения, переданного Невидимыми Учителями, которые пока сокрыты, поскольку час их триумфа еще не настал, если ты не признаешь ничего, кроме того, что можно взвесить и измерить — покинь нас и ищи где-нибудь в другом месте.

Здесь, при Дворе Рыцарей Золотой Стрелы, где молодые Дворники терпеливо метут пыль старого наследия, оставленного нашими предками, выращенного на старых путях, новая вера строго необходима.

Переданная вера заразна. Она исходит от Учителя, и она либо затрагивает ученика, либо нет.

Если вы не прониклись благодатью, идите своей дорогой.

Если, по крайней мере, она коснулась вас, оставайтесь и ждите.

Смотри! Вот три факела горят в нашем Храме: факел Разума, факел Сердца и факел Секса[86].

Факел Разума слаб в скептике. Просвещен тот, кто имеет веру. Он