Как-то надо разрешать ситуацию, отступить я не могу, потому что они наседают с разных сторон, нырнуть вниз и ударить оттуда тоже – твари неминуемо накроют меня при выполнении атаки. Тем более я устал, как ездовая собака, а они свеженькие. Наконец один удар я пропускаю уже не мимо себя, и он хорошенько тестирует на прочность моё ребро. За пропущенным тотчас следуют второй и третий, и я, поперхнувшись кровью, падаю наземь. «Граната!» – яростно думаю, чувствуя, как меркнет сознание. Судорожно хватаю овальный заряд и выдёргиваю чеку…

Финита! Ля! Комедия!

В последние секунды ничего, кроме жажды освобождения, уже не чувствую. По крайней мере до финала сохранил в себе веру, многие и этого лишены, бедолаги… А у меня была цель. И я совершенно уверен, что после смерти меня ждёт что-то ещё. Что ж, посмотрим. Сейчас разум захватывает предсмертный азарт, подобный которому, наверно, испытывает смертник, взявший заложников и решивший напоследок поразвлечься с полицией. Нет, ребятки, я вас не отпущу живыми…

Перед тем как разжать пальцы и отпустить гранату, я слышу свист, вроде так свистит стрела, выпущенная из лука, но не придаю этому значения; вообще ничего вокруг не вижу больше, не разбираю. Ещё миг, и раздаётся взрыв! Однако… рвануло будто где-то позади меня, в отдалении, а ведь самоубийственный «лимон» совсем рядом со мной…

Ну вот, я выполнил задуманное. Увы, жизнь была лишь увлекательным сном, театральным представлением, «пустой и глупой шуткой», калейдоскопом мимолётных радостей и переживаний… Да и какая разница чем. Ключевое слово «была».

Мир тонет в непроглядной тьме, больше ничего нет.

* * *

Прослушивание музыки помогает создавать подходящее настроение, и в дороге эта помощь кстати как нигде. Я полулежал на полке и смотрел в окно, слушая и получая истинное удовольствие, душевное, мало с чем сравнимое.

За бортом, по ту сторону оконного стеклопласта, смеркалось, затем чёрная пасть ночи проглотила пейзаж. Но в моём купе свет горел, отгораживая от мрака.

В голове беспорядочно толпились разнородные мысли. Одновременные удовлетворение от того, что решился уехать, и боязнь совершения фатальной ошибки… Тот ещё коктейль.

Однако пора было спать. Я вынул из ушей ретрансляторные вкладыши, встал, переоделся в лёгкую спортивку, уличную одежду убрал в специальный шкафчик, а сумку засунул в багажную нишу. Улёгся снова, теперь вытянулся во весь рост и голову поместил на мягкую подушку. Укрываться не хотелось, поэтому одеяло осталось в ногах.

Наконец я выключил свет. Впустил забортную тьму в купе. Если свет пропадает, освободившееся пространство чем-то должно заполниться, и по естественным законам его заполняет мрак. Правда, немного свечения поступало теперь оттуда, из-за окна. Это я увидел, когда зрение адаптировалось, и там, где выглядело мрачно и непроглядно, проявились искорки просветов, одиночные и россыпями. Там, в ночи, тоже люди живут…

Стеклопласт пропускал синеватое, бледное свечение. Тени беззвучно танцевали в купе, повинуясь покачиванию вагона. Рельсы уже давно сплошные, без стыков секций, и легендарного перестука колёс, о котором мне рассказывала бабушка, увы, теперь не испытать, под его убаюкивающий ритм не заснуть.

Без музыки уши наполнила тишина, почти не нарушаемая звуками движения поезда. Но в сознании не исчезали те песни, которые я слушал только что…

Да, когда внутренний свет исчез, внешний не заставил себя ждать. Прежний свет был завесой, преградой. Теперь за окном проступили оттенки темноты, и она оказалась очень даже неоднородной. Деревья, столбы, эстакады, ещё что-то разбавляли её, сгущая или разрежая. Но вот нахлынула полная кромешность, такое бывает, когда мимо вагона проносится холм/гора или если состав въезжает в тоннель, но если бы тоннель, то в момент входа звук следования поезда немного изменился бы, как будто ветреный шквал накатывает…

Гора промелькнула, вновь стало светлее. А где-то совсем вверху виднелись звёзды. Лёжа на спине, я глядел на них. Звёзды чистые, словно зеркальные, а небо мутное, без намёка на проблеск, какое-то такое…

Мне было без разницы, сколько лежать. Я постоянно думал, вспоминал, воображал, это стало неотъемлемым, я перестал акцентироваться на этом, как если бы не думал вовсе. Но такой уж я, не мог не думать, разве что если специально сконцентрироваться на том, чтобы «очистить» голову.

Спать не получалось. В раздумьях истекала ночь. Все эти элементы – темнота, чувства, мысли, поезд, играющая в голове музыка – слились для меня в симфонию настроения. Может, я даже спал, но очень неглубоко, дремал и при этом не совсем упускал из внимания явь. Возбуждение, вызванное отправкой в путешествие, не унималось и не позволяло организму полностью отключиться.

В таком состоянии «между» я и встретил новый день.

Тем не менее чувствовал себя довольно бодро. Встал, когда солнечные лучи полились в окно ещё не напористо, но уже настойчиво. Когда небо перестало скрываться в ночной темноте. Переоделся, поправил одеяло и отправился в туалет. Пока в него ещё не выстроилась утренняя очередь. Это в вагонах бизнес-класса индивидуальные уборные, а в обычных – две кабинки на всех.

Бабушка рассказывала, да и в сети я смотрел видео, о том, что когда-то существовали «плацкартный» и даже «общий» классы вагонов, вот это был дурдом на колёсах наверняка! Фактически десятки людей в одном помещении ездили. Да и тогдашние четырёхместные купе мало напоминали комфортные секции в современных поездах, расположенные вдоль, а не поперёк вагонов, как некогда в старых. Хотя верхние и нижние места сохранились, но это вполне нормальные по габаритам и упругости кровати, лишь по традиции называемые полками.

Теперь можно посетить вагон-ресторан. Начать первое утро в пути с подобающего завтрака. Ранняя пора, и многие пассажиры ещё спят, ну, это и хорошо, я как-то не искал многолюдной толпы.

Можно было заказать доставку в купе, и робостюард сервирует столик прямо у кроватки. Тем более что в секции я пока один, без попутчика еду. Но я ощутил, что необходимо прогуляться, размять ноги.

Коридор между правыми и левыми купе достаточно узкий, но один человек, даже широкоплечий, свободно пройдёт. Я дошагал до переходного сочленения, соединяющего вагоны, никого не встретив.

Миновал шлюз, тут было немного шумнее и вибрация сильней, и наконец ощутил всем телом, что нахожусь внутри поезда, несущегося на запад со скоростью полутора сотен кэмэ в час. От Гордого меня на этот момент отделяла добрая тысяча километров… Потом ещё один вагон и ещё. Через восемь шлюзов я дошёл в середину составной «цепи».

В этом вагоне коридора нет, окна в большом длинном салоне по обеим сторонам, всё устроено для приёма пищи, столы и стулья, барная стойка, похожие на торшеры с тремя гибкими «ножками» робостюарды и даже – живой бармен!..

Кивнув ему и приветливо улыбнувшись, я устроился за столиком, выбрал из ресторанного меню понравившиеся позиции; через терминал отправил заказ кухонной системе…