Звон битого стекла заполнил помещение. Эмма истошно закричала. Некоторые из младших хранителей заплакали.

Ночной воздух, прохладный и влажный, принял его в свои объятия, и Ричмольду почудилось, что мгновение застыло, замерло. Он с восторгом смотрел на звезды, огромные и ясные, как блюдца, а они смотрели на него с высоты бескрайнего неба, улыбались, пели ему. Обиды на хранителей больше не было. Остался только он сам и звезды, яркие звезды.

Ослепительная, как вспышка молнии, мысль осенила его. Кемара. Ее футляр пуст. Там не бьется сердце.

А спустя мгновения, растянувшиеся в целую вечность, последовал удар, такой внезапный и жестокий, что Рич даже удивился.

И больше он не чувствовал ничего.

Алида проснулась от такого мощного толчка в спину, что на глазах выступили слезы боли. Сон был настолько правдоподобный, что она не сразу поняла, где сейчас находится. Вот Ричмольд спорит с хранителями. Тот парень, кажется, Кайл, грубо схватил Рича за воротник. Они стояли прямо напротив окна, а через стекло было видно только небо. Значит, они где-то высоко, может, даже в башне. Кайл что-то кричит, а потом с силой отталкивает Рича. Стекло со зловещим звоном разбивается, и ее друг падает спиной вперед, со страшной высоты библиотечной башни…

Алида не могла себе представить, что случится с человеком после падения на каменную мостовую с такой высоты. Она почувствовала, что горячие слезы начинают заливать лицо. «Ричик, бедный мой Ричик!» – стучало в висках, и кровь шумела в голове так сильно и громко, что заглушала внезапную тянущую боль в позвоночнике, пришедшую из сна в реальность.

Она села на постели, обхватив плечи руками, пытаясь согреться, собраться, успокоиться. Это был не сон. Точнее, не просто сон. Неизвестно, какие неведомые силы послали ей это видение, как она почувствовала все произошедшее. Ричмольд, ее милый друг с глазами цвета васильков, тот, по кому она так отчаянно тосковала все эти дни, не решаясь признаться самой себе, попал в беду. Страшное, непоправимое, фатальное произошло сейчас с ним, и ее не было рядом, она не могла его защитить.

Худенькие плечи Алиды тряслись от холода, от страха, от плача, всхлипами рвавшегося из груди. Могла ли она уговорить хранителей оставить его в покое? Могла ли она предотвратить то, что произошло, если была бы рядом? А сейчас? Что с ним сейчас? Ему должно быть больно, холодно, обидно, одиноко… В лучшем случае Ричмольд мог все это ощущать. О том, что может быть в худшем случае, Алида не позволяла себе думать. Он не мог погибнуть. Не мог не дождаться ее. Они договорились идти до конца вместе, разбираться во всем вдвоем.

– Первый Волшебник, помоги Ричмольду, пусть его найдут доктора, или Магистры, или просто добрые люди. Пусть его найдут и помогут, пожалуйста, пусть с ним все будет хорошо, – горячо шептала травница в сложенные перед лицом ладошки.

Нужно возвращаться в город. Скорее найти его и помочь, поддержать, сказать, что она здесь, рядом. Если бы они были вместе, ничего бы не случилось. Она должна немедленно вернуться, просто обязана.

Но как?

Алида встала с кровати, натянула платье, наспех перевязала волосы лентой. Проверила сумку, потрясла сонного Мурмяуза. Вязкие тусклые сумерки занимающегося утра заползали в комнату через квадратные окна, очерчивая силуэты мебели. Надо спросить у Лиссы, когда снова придет Мелдиан. Он сможет быстро доставить их с Мурмяузом в Биунум.

Или все-таки остаться до бала и выяснить у Вольфзунда про наставников? Алида тряхнула головой, стараясь собраться с мыслями.

Соседки в комнате уже не было, ее постель была смята. Серебристые лучи мягко подсвечивали одеяло с набойкой в виде тюльпанов. Должно быть, Лисса пошла собирать травы на рассвете. Алида провела в доме древунов всего одну ночь, но судя по тому, что ее до сих пор никто не схватил, к чужеземцам здесь относились довольно спокойно. Или же Лисса никому не сказала, что их гостья – не ведьма. Про шхуну Алида так и не рассказала, а Лисса больше не спрашивала, за что гостья была ей благодарна.

Внезапно Алида остановилась посреди комнаты, пораженная малодушной мыслью, невесть как озарившей ее голову. Чем она, девочка с котом и пучком чабреца, поможет другу? Падение с башни, скорее всего, повлекло за собой травмы, которые не удастся вылечить обычными отварами. Даже если попросить у древунов их снадобий, этого может быть недостаточно…

Когда один из дровосеков сломал ногу, упав с дерева, бабушка обложила ногу крепкими прутьями, чтобы ее зафиксировать, а потом обмазала ветки толстым слоем глины. Мужчина долго бредил, метался, страдая от жара, и бабушка отпаивала его успокаивающими отварами, чтобы он спокойно поспал хотя бы пару часов. Но это – сломанная нога. У Ричмольда, скорее всего, переломан позвоночник, может быть, разбита голова. Если он еще жив, то помочь ему может…

Магия.

Алида едва не подпрыгнула, обрадовавшись новой догадке.

Ему нужен другой лекарь, более умелый и опытный, чем сама Алида. Умелая, мудрая и искусная травница Симониса, которая в сказках помогала даже самым безнадежным больным. Если вернулись альюды, если звезды начали падать с небес, то и сказки о чаровнице могут оказаться правдой. Она точно сможет его вылечить, если Рич, конечно, дотянет до прибытия помощи. Алида в спешке зашнуровала ботинки, нацепила сумку на плечо, набросила пальто и выбежала на улицу, навстречу свежему ветру и пению соловьев.

Алида почему-то нисколько не сомневалась, куда нужно бежать. Ее будто тянуло за деревню, в чащу, под черную сень дубов. Она чувствовала себя так, словно в сердце впился железный крюк и кто-то могучий, может, даже сам Первый Волшебник, тянет ее на веревке, как рыбак тянет рыбу из реки. Она найдет Симонису, расскажет ей, как она в ней нуждается. Как Ричмольд в ней нуждается. И чаровница, конечно, придет, в облике лисицы или прекрасной женщины с копной огненных волос.

На деревенской площади и на улицах у садов еще тлели костры, и огненные всполохи, робко затаившись между углей, мерцали, как живые сердца, заключенные в пепел злым колдуном. Накануне вечером Алида наблюдала из окна, как древуны собираются вокруг костров, обсуждая произошедшее за день, а потом опаливают в огне пучки незнакомых Алиде трав. Лисса объяснила, что это давний обычай: горький травяной дым нравится сиринам, покровителям Птичьих Земель. Алида хотела тогда спросить, как обычный дым может задобрить полуженщин-полуптиц, но древуны затянули такую красивую песню на своем языке, что юная травница замерла у окна, будто заколдованная, слушая прекрасный диковатый напев.

Сырой и прохладный воздух, пропитанный горькими запахами земли и древесной коры, заволакивал деревню душной пеленой. Птицы просыпались в черемухе, и их несмелые голоса резали сонную тишину на ломти, как сочный яблочный пирог.