начинаешь становиться навязчивым. Оглядись – кажется, мы уже пришли.

И правда, проржавевшая кованая ограда старого кладбища внезапно вынырнула из тумана. Пройдя вдоль неё, беглецы оказались у опутанных тяжёлой железной цепью ворот. На них печальный вестник Создателя с опущенными крыльями трубил в рог, возвещая грядущее воскрешение мёртвых для Последнего Суда. Вид его был жалок. Пятна ржавчины, подобно оспинам, изъели лицо небожителя. Один из концов цепи захлёстывал ногу, словно приковывая небесное существо к земной юдоли.

Дроган взялся за цепь, широко расставил ноги, и потянул в стороны. Даже под кольчугой было заметно, как напряглись его мышцы. Зубы сжались, лицо покраснело, и вот, после нескольких минут упорной молчаливой борьбы, звенья лопнули, и массивный замок упал на землю. Воитель пошатнулся, отступив на шаг назад.

– Вот это силища! – восхищённо протянул Мормагон и хлопнул приятеля по плечу.

Тот что-то неразборчиво пробурчал в ответ. С жутким протяжным скрипом воитель отворил ворота. Где-то вдалеке, захлёбываясь, залаяла собака. Залаяла, и так же внезапно замолкла, словно испугавшись собственного голоса.

– Вот и верно, – кивнул Дроган, – нечего брехать попусту.

Подхватив прислонённый к ограде топор, воитель шагнул вперёд.

– С тех пор, как я встретил вас, я слишком часто стал спускаться под землю, сетовал Мормагон, бредя между могильных плит.

– В прошлый раз, в доме Тихомира, ежели память не подводит, ты предпочёл остаться наверху, – донёсся из тумана голос Дрогана.

Лада молча искала вход в подземное убежище, о котором говорилось в записке. Клочья тумана цеплялись за чёрные корни деревьев, вылезшие из земли, стелились по траве. Если где-то поблизости и был вход в подземелье, он был скрыт молочно-белыми щупальцами. Лада выгнулась назад, разминая поясницу, и огляделась. Всё вокруг было окрашено в два цвета. Могильно-чёрный и мертвенно-бледный. В вышине над головой висело размытое пятно месяца.

Вдруг из темноты донеслись звуки шаркающих шагов. Лада замерла, обратившись в слух. Она бросила взгляд на Мормагона, стоявшего неподалёку. Лицо музыканта было напряжено, глаза округлились. Очевидно, он тоже расслышал приближающееся нечто, и ещё слишком свежи были воспоминания об оживших мертвецах. Их тумана вынырнул Дроган с топором наготове.

– Что-то приближается! – громко зашипел он.

Обернувшись к источнику звуков, Лада заметила висевший в воздухе призрачный огонёк. Он слегка покачивался, каждый раз становясь чуть ближе. Шаг. Шуршание подтаскиваемой ноги. Ещё шаг. Огонёк всё ближе. Лада потянула кинжал из холодного железа, освобождая клинок от ножен. Мормагон достал топорик. В ответ из мглы донеслось низкое рычание. Туман словно расступился, исторгая из себя чёрное тело огромного пса. Его шкура блестела от влаги. Мощные челюсти наверняка способны были перекусить руку некрупного человека. Встав на задние лапы, это животное смогло бы сравниться с Дроганом. Пёс приоткрыл пасть. Слюна капнула на землю, когда меж огромных клыков вывалился алый язык. Склонив голову набок, пёс неуверенно завилял хвостом.

Глава 21

Вслед за собакой из тумана появился и призрачный огонёк, оказавшийся фонарём в руке невысокого, сгорбленного старика. Подхрамывая, он встал рядом с псом и положил руку тому на голову.

– Кого это ты тут нашёл, Дружок? – проскрипел незнакомец, приподнимая край плотного вылинявшего капюшона.

Грубые, покрытые мозолями и потемневшие от земли руки выдавали человека, привыкшего к тяжёлому физическому труду.

– Ты – могильщик? – нахмурившись, спросила Лада.

Старик усмехнулся, отвесил низкий поклон, и произнёс:

– Предпочитаю зваться хранителем царства мёртвых, юная барышня. Мне кажется это более, – он сделал паузу, словно подбирая слово, – поэтичным?

– Как скажешь, – пожал плечами Дроган. – А мы – просто странники. Не стоит обращать на нас внимания.

– Конечно, – кивнул могильщик. – Просто ночные путники. Ясное дело. Иногда я и сам думаю, отчего бы не прогуляться ночью по кладбищу? И вот – глядите-ка! – я здесь. Дышу воздухом, наслаждаюсь видом.

– Именно, – кивнул Мормагон. – Воздух нынче свеж.

– И приятен! – поддержал могильщик. – Обожаю, когда липкие клочья тумана щекочут кожу. Незабываемые ощущения.

Повисла тишина. Никто не сдвинулся с места.

– Показать вам окрестности? – наконец, спросил могильщик. – Вы, видно, слегка заблудились и уже искали дерево для лестницы, чтобы забраться повыше и оглядеться. Не то, чтобы вам это помогло, в такой-то мгле.

Старик кивнул на топорик, который продолжал сжимать Мормагон. Тот, смутившись, убрал его за спину.

– Да нет, благодарю, – сказал Дроган. – Разве что ты подскажешь, нет ли здесь неких, так сказать, подземных помещений?

Старик огляделся.

– Таковых-то здесь, конечно, полно. Можно сказать, за тем это место и существует.

– Нас интересуют те, что больше размером, – вмешалась Лада. – Для тех обитателей, которые могут стоять на ногах.

Могильщик задумчиво пожевал что-то, взглянул на заметно склонившийся к горизонту месяц, затем кивнул.

– Есть у нас и такое. Да только я бы, на вашем месте, туда не торопился.

– Почему же?

– А вы слышали когда-нибудь о чём-то светлом, прекрасном или хотя бы полезном, что селится под землёй? Тем более – под погостом. Нет? Ну, так, наверное, неспроста.

– За нас, старик, не бойся. Веди. А по дороге расскажи, откуда тут вообще появилось подземелье. И велико ли оно.

Махнув рукой, могильщик развернулся и двинулся во мглу.

– Точно никто не знает. Было это давно. В те времена, когда здесь жили одни язычники. Тогда ещё хоронили они здесь своих мёртвых. Да только делали это не так, как принято нынче. Стояла тут огромная изба о пяти столбах. Внутрь закладывали покойников, да и оставляли. Ведуньи, что служили при старой вере, курили под ней смолу да можжевельник. Оттого дым поднимался по ногам, и помогал душам вознестись в горний мир, в Правь. Ведуньи те были не обычными женщинами, а хранительницами врат между миром живых и миром мёртвых. Особым знанием обладали. Местный люд же отличался добрым нравом, и хоть были язычниками, зла не творили. Потому всех их принимал Создатель в свои вышние чертоги.

Но однажды всё изменилось. Пришёл в эти края проповедник, что сказывал о вере в единого Бога. И так он гладко говорил, что один местный парень проникся учением и стал склонять соплеменников к новой правде. Те не спешили – зачем что-то менять, если всё и так идёт ладно? Разозлился тогда юноша.

«Разве не видите», – кричал он, – «что на вечные страдания обрекаете себя? Что будете вы прокляты навеки перед Создателем за