нами, – коротко пояснила Лада.

Ратибор кивнул.

– А, верно. Слышал что-то такое. Вы ведь знаете, что вас в убийстве обвиняют?

– Поэтому мы к тебе и пришли. Это был ложный донос.

– Ложный? – хмыкнул Ратибор, вперив взгляд покрасневших глаз в лицо Лады. – Может, этот музыкантишка ночью прирезал вашего Ярополка, а потом вернулся? А вас всех обвинили, а? Не думала о таком? Ладно, не кипятись. Сам не верю, что вы замешаны. Дело глупое, но тёмное. Чего вы ко мне-то припёрлись? Если думаете, что я за вас перед князем заступлюсь – зря. Слушать он меня не будет.

– Нам лишь нужно узнать, кто против нас свидетельствовал.

– Мне почём знать? Не я этим занимаюсь. К слову, как вы меня нашли?

– Добрые люди подсказали.

Ратибор поднёс к губам кружку и сделал большой глоток.

– Добрые люди, – проворчал он. – Интересно. Учитывая, что я не хочу привлекать к себе внимание. Ладно, не до вас мне сейчас. Ступайте.

– Ратибор, мы выяснили, что случилось с Маром. Выполнили твою просьбу. Теперь и ты нам помоги.

Княжий посланник задумался, переводя чуть помутневший взгляд с Лады на Дрогана и постукивая по столу пальцем. Наконец, махнул рукой.

– Рассказывайте, что там было, в Жигани.

Лада коротко пересказала события последних дней.

– Видишь, с чем мы столкнулись? – закончила она. – Надо срочно сообщить обо всём князю. Кто-то специально хочет стравить нас.

Ратибор кивнул.

– Хорошо, передам ему. Посмотрим. Но сейчас ступайте – не до того мне.

– Когда нам вернуться?

– Сам вас найду. В какой дыре вы укрылись?

Лада покачала головой.

– Пока сами толком не знаем. Лучше встретимся здесь.

– Добро. Через день приходите, в это же время. Постараюсь помочь. А теперь – оставьте уже меня в покое.

– Вам не показалось, что он пытался от нас избавиться? – спросил Мормагон, когда беглецы вышли за дверь.

– Какой там – «показалось». Он этого и не скрывал. Кажись, он даже рассказ Лады в пол уха слушал. Хотя сам же и отправил нас в эту Жигань, что б её.

Лада разделяла тревогу товарищей. Ратибор виделся ей единственной путеводной нитью, способной вывести из окружавшего лабиринта интриг неизвестного врага.

Солнце спряталось за крышами и лишь последними лучами подсвечивало кобальтовое небо, когда на пороге таверны показался Ратибор. Воровато оглядевшись по сторонам, он прихватил со стены факел и, хромая, двинулся вниз по улице, не заметив притаившихся в грязном проулке наблюдателей. Выждав немного, те отправились следом. Освещённая пламенем фигура княжьего посланника была хорошо видна впереди. На миг тот остановился рядом с нищим калекой, бросил ему монету, и свернул в узкий боковой проход между домами.

– Милсдари, не подадите на пропитание? – просипел попрошайка, когда Лада проходила мимо.

– Денег нет, – буркнул Дроган.

– А у того господина, за которым вы идёте, нашлись. Может, и вы мне подкинете? Или позвать его, спросить, не найдётся ли у него для старика ещё монеток?

Мормагон молча бросил серебряную векшу и свернул вслед за Ратибором.

– Вот она – цена доброго дела. Мелкая серебряная монета, – тихо проворчал он.

– О чём ты? – спросила Лада.

– Ратибор бескорыстно дал ему денег. Нищий увидел, что мы крадёмся следом. Мало ли, может, хотим прирезать в переулке его благодетеля? Но вместо того, чтобы предупредить, этот бродяга просто продал его за ещё одну векшу. Недорого же он оценил человеческую жизнь.

– Часто она стоит и того меньше, – подал голос Дроган. – Не шумите, а то и за нас недорого возьмут.

Он толкнул деревянную калитку между домами и вышел на небольшую площадку, заросшую травой и молодыми деревцами. Впереди возвышалась городская стена. Справа, на заднем дворе какого-то дома, был небольшой навес, под которым стояли освещённые факельным светом бочки. Два человека в тёмных плащах копошились рядом. Один из них обернулся, и Лада поймала взгляд внимательных глаз, с подозрением осматривавших её. Незнакомец был небрит, кожа потемнела от грязи и частых возлияний. Охотница могла поклясться, что его рука под плащом легла на кинжал или длинный нож. Она отвернулась и двинулась в противоположную сторону. К небольшой двери в задней стене соседнего дома. Ратибора не было видно, и этот путь – единственный, какой он мог выбрать.

И правда – дверь оказалась не заперта. За ней была небольшая комната. Окна заколочены, штукатурка осыпалась. В дальнем углу на полу лежал соломенный тюфяк. Это место напоминало склад старьёвщика – вдоль стен, без разбора, были навалены какие-то тюки и ящики, несколько лавок стояли друг на друге. Обогнув старый комод, Лада увидела ведущую наверх лестницу. Над ней, с антресолей, выглядывали проржавевшие котлы, разбитые стулья и другой хлам, ценный разве что для совсем отчаявшихся людей. В воздухе стоял запах прелой соломы и старого дерева.

Наверху скрипнуло и раздался женский крик. Дроган мигом кинулся к лестнице, Мормагон и Лада едва поспевали следом.

Верхняя комната оказалась почти пуста, если не считать простой лежанки, сваленных в углу сумок и троих людей. Ратибор стоял с обнажённым мечом. Напротив, в углу, замерла молодая девушка, которую закрывал спиной юноша, сжимавший в руке кинжал. С первого взгляда было понятно, насколько ничтожны его шансы в бою с таким опытным рубакой, как Ратибор.

– Что здесь происходит? – тихо произнесла Лада.

– А вы какого лешего здесь забыли? – отозвался Ратибор, не оборачиваясь.

Его противник переводил затравленный взгляд с княжьего посланника на новоприбывших.

– Мне кажется, это не ответ.

– Да мне до одного места, чего тебе кажется! А впрочем, – Ратибор задумался, – оставайтесь. Будете свидетелями свершившегося правосудия.

– Это ты называешь правосудием? – подал голос юноша.

Голос его был тихим, но твёрдым.

– Молчи, пёс! Не дорос ещё, что б со мной пререкаться.

– В чём ты их обвиняешь?

– Ну, коли хочешь знать, слушай. Видишь ту девку? – спросил Ратибор, указывая остриём меча. – Я любил это отродье! Мы были помолвлены, и шло уже дело к свадьбе, как накануне она сбежала! Опозорила меня перед честными людьми! Сам князь должен был у нас гулять, а теперь? Втихаря, ночью, с этим выродком!

– Никогда я не любила тебя, Ратибор! – подала голос девушка из-за спины своего защитника. – Да разве ты слушал? Всё одно твердил – о свадьбе. А я воли хотела. Настоящей любви! Но