Про занятые тела я умолчала. Не к лицу девушке говорить о таких страстях. Достаточно размытой формулировки о силе и крови с плотью.

— Они почти как подменыши.

«Подменыши», — я поморщилась. Иногда духи нападали на детей, заменяя их копиями. Кровожадный младенец с умом взрослого мог долго водить родных за нос. Поэтому детей привозили в храм в первые дни после рождения.

— Но они не убивают, — поспешила заверить Берта. — Они появляются там, где умирает новорожденный младенец. Эфирии связывают себя с душой ребенка, делая его сильнее, и эта связь позволяет им пройти в наш мир и получить тело. Почти такое же, как у малыша.

Ох! Не верю! Элиза родилась здоровым ребенком! Это я вечно болела! Скорее поверю в деда-эфирию! Или в то, что у мамы были близнецы, и я… одного из них… я подменыш?

— Раньше их принимали за злых духов и уничтожали. Сейчас об эфириях сообщают мастерам, и только. — Женщина поморщилась. — Но об этом знает не так много людей и нелюдей. Эфирии — редкость, а подменыши — наша страшная реальность. Нельзя давать матерям пустую надежду. Пусть лучше думают, что все духи подлежат уничтожению, потому что опасны.

Наверное, это правильно. Иначе женщины будут надеяться, что именно их ребенок — эфирия. Начнут скрывать младенцев от храма. Впрочем, если бы мой малыш начал вести себя странно, я бы тоже его без боя не отдала. Попыталась помочь. Сохранить ему жизнь. Защитить окружающих, найти альтернативу. Попробовать сделать так, чтобы он не причинял другим вреда.

Вот еще один довод в пользу того, что я не могу быть эфирией или подменышем. Мама слишком правильная, чтобы рискнуть! Сейчас она молчит только потому, что Элиза — до сих пор Элиза. Хоть и с кучей проблем и странностей. Если бы что-то подобное случилось в день нашего рождения, мама без колебаний отдала бы меня храму.

— А эфирии, ставшие близнецами умирающих малышей… Эти девочки совершенно безобидны. Они не помнят прошлой жизни, как правило, не владеют какой-либо особой магией. Она может проявиться у их детей или внуков. Но не в полном объеме, — продолжала вслух размышлять Берта.

— Вы сказали «девочки»? — стройная теория о беглом деде стремительно рушилась, но я все же предприняла попытку поставить на место падающие кирпичики. Лучше быть эфирией, чем подменышем!

— Конечно, девочки. Эфирии — женские духи. И в нашем мире они могут стать только младенцами женского пола, — улыбнулась женщина. — Интересно?

— Да. Всегда считала, что духи в нашем мире только злые, — смущенно солгала я, иначе Берта может заподозрить, что спрашиваю не из праздного любопытства.

— Не все. Всегда есть исключения.

Это я поняла.

— Вы сказали, о них сообщают мастерам? А зачем? — не смогла промолчать.

Вдруг за мной уже давно наблюдают? Захотелось поежиться и боязливо оглядеться; сдержалась. Вернулась к прерванной укладке флаконов в саквояж. Простые движения успокаивали.

— Им нужно знать. Это их работа. — Берта снова придирчиво вгляделась в мое лицо. И уныло вздохнула — очевидно, она ждала другой реакции.

То есть, чисто теоретически, обо мне могут не знать? Чушь! Что знать-то? Я не эфирия. И, судя по всему, даже не полукровка. И не подменыш. Мама в любом случае сдала бы храму и изменившегося малыша, и неожиданно свалившуюся на голову копию собственного ребенка. А если во мне и есть кровь духов, то какие-то капли. И в Эли тоже. Теперь понятно, как ей удается держаться так долго. Просто в нас способности предка проявились по-разному.

Я мысленно сделала себе пометку, какой именно теме в спрятанном в обложке дамского романа трактате нужно уделить внимание. Первым на повестке дня стоял вендиго, вдруг найду что-то новое. Вторым — подменыши и эфирии.

— Давайте заканчивать, — подвела черту под нашим разговором Берта. — Потом я принесу нам всем бодрящего чая. Мне — сидеть с Кевином, вам — идти на завтрак. Вы ведь хозяйка дома.

Я тихо фыркнула. Хозяйка на две недели!

— Хозяйка-хозяйка! — хмыкнула Берта. Шепотом: — И поверь старой женщине, ты занимаешь в сердце Витора много больше места, чем обычный контракт. А он… — не морщи носик! — в твоем!

Я равнодушно пожала плечами. Занимал Витор место в моем сердце или нет, сложно сказать. А вот мысли были исключительно о нем. Длительное отсутствие супруга я могла истолковать как подготовку к очередному несчастному случаю. Хотелось обежать гостей и проверить, не раздавил ли кого упавший балдахин кровати. Не поперхнулся ли кто вином. Не напали ли на кого бандиты.

Не прошло и часа, как гости — кстати, вполне живые и здоровые, кроме супруга двэйны Софи, сбежавшего из особняка искать любви и ласки, — отошли на второй план: у меня возникла неожиданная проблема. Выпив чай, принесенный Бертой, Элиза, бледнея и кусая губы, наотрез отказалась оставлять Кевина в обществе жены доктора. Попытка Берты помочь выглядела откровенной халтурой. Покивав согласно и повторив пару моих фраз о приличных элтинах, она поспешно сбежала отпаивать мужа чаем. Обещала быстро вернуться. Я не поверила — слишком довольный взгляд Берта бросила на Эли, когда выходила из гостиной Салливана, где я воевала с сестрой.

— Эли, представь, что подумают гости? — в очередной раз попыталась достучаться до Элизы, в которую, казалось, вселилась я сама.

Сестра сняла вуаль и, сузив глаза, ставшие нормальными, сердито посмотрела на меня. Я словно видела свое отражение: упрямое, уверенное в правоте. А я-то считала, что мы не похожи. Да мы практически копии друг друга! Значит, спорить бесполезно; можно только убедить.

— Послушай, ты боишься за него, я понимаю. Но, чтобы отпугнуть зверя, достаточно Берты. Его смерть хотят выставить как несчастный случай. Иначе бы его не стали резать кинжалом… — Я нахмурилась, поняв, что насторожило меня в ивняке.

Я действительно видела в лапе вендиго кинжал! Пришлось медленно выдохнуть: неприятно. Стоит признаться, что я надеялась на невиновность Витора. Где-то глубоко в душе теплилась… розовым огоньком симпатия. И теперь она умирала, причиняя почти физическую боль.

Мне до последнего казалось, что моя догадка окажется ошибочной. И Витор не заключил сделку с духом для избавления от родственников. Но это так, увы!

— Как ты не понимаешь?! — сбивчивый шепот сестры, придвинувшейся вплотную и приникшей к моему уху, заставил вздрогнуть от неожиданности. — Там, в парке, тогда, на почтовой станции! Тот воплотившийся дух! Он был совсем рядом, я не ошиблась! Нет! Он был в шаге от нас! А потом увидел, что я не совсем человек, и перенесся! Понимаешь?! Перенесся! Он меня испугался, Габи! Представляешь?!

— Это я его перенесла, — если не скажу, Эли додумается выйти один на один с серым гостем Алистера.

— Ты? — Эли часто заморгала, нервно потерла пальцами лоб. — Шутишь?

— Нет.

— А как?.. Ты ведь только эмоции видишь, ну и убираешь их…

Мне бы тоже хотелось знать, почему я начала видеть эмоции и двигаться со скоростью ветра. Ведь я не эфирия. Во мне нет их крови. Про подменышей старалась не думать.