Встав в дверях, я прислушался. Тревожные крики стихали. Похоже, внизу уже справились с дымом.

– Быстрее! – сказал я.

Я не хотел, чтобы это прозвучало грубо – просто очень беспокоился. Но Том наконец сорвался.

– Не торопи меня! – рявкнул он. – Я пекарь, а не вор! Если ты хотел быстро, надо было попросить сделать булки!

Я съёжился.

– Ш-ш-ш!

– И не шипи! Это всё ты виноват! А теперь глянь: я истекаю кровью! – Он сунул мне под нос ободранный большой палец. – Что я вообще тут делаю?! Я должен быть в Лондоне и готовить завтраки! А не воровать в Париже дурацких греческих пастухов!

– Ладно-ладно. Я прошу прощения…

– Но не-ет! Мсье Кристоферу надо было швырнуть в короля бутылку отравленного вина!

– Чем вы тут заняты? – Салли, раскрасневшаяся от бега, стояла на лестнице. – Дым исчез, но теперь королева испугалась. Все обыскивают дворец и проверяют, не опрокинулись ли ещё какие-нибудь свечи.

– И ты тоже отстань от меня! – сказал Том. – Ты ничем не лучше его!

Салли растерялась. Я махнул ей рукой.

– Выясни, куда они пойдут в первую очередь.

Том наконец выдрал последний гвоздь. Он выдернул холст из рамы и сунул его мне в руки. Затем вытащил из-под плаща копию и прижал к деревянному основанию, а я тем времени свернул оригинал.

В комнату вбежала Салли:

– Они идут!

Не было времени прибивать холст к каркасу. Оставалось надеяться, что рама сама удержит его на месте. Мы вставили картину и повесили на стену, а потом метнулись к входу в соседний зал.

Позади раздался голос. Глашатай объявлял о прибытии его сеньора:

– Le roi! Le roi!

«Король! Король!»

Я выглянул в дверной проём, и у меня упало сердце.

– О, нет!

Том и Салли тоже выглянули и ахнули. Картина! В спешке мы повесили её вверх ногами.

В глазах Тома блеснули слёзы.

– Меня посадят в Бастилию.

– Погоди… Дай подумать, – сказал я.

Было уже поздно делать что-то с картиной. Людовик в сопровождении придворных как раз входил в зал, откуда мы только что улизнули.

– Как нам быть? – прошептала Салли.

И тут мне в голову пришла идея.

Я сунул украденную картину Салли в руки.

– Спрячь под платьем и убирайся отсюда. Встретимся внизу, у входа.

Она убежала. Тем временем в соседнем зале королевский камердинер заметил непорядок с Пуссеном.

– Что здесь произошло?

Пора. Я подбежал к стене комнаты, где стояли мы с Томом, и начал переворачивать картины вверх ногами.

– Том! Помоги мне!

Спасибо Тому: он не стал задавать вопросы, а тоже принялся переворачивать картины. Когда дело близилось к концу, я рассмеялся во весь голос. Том в ужасе уставился на меня, но я жестом предложил ему сделать то же самое. Вышло у него не слишком естественно.

Так или иначе, в соседней комнате нас услышали.

– Le roi! – раздался голос. – Le roi!

И вслед за этим Людовик со своими придворными вошёл в наш зал.

Все уставились на нас. Мы с Томом застыли, застуканные на месте преступления, держа в руках картины. Я попытался принять виноватый вид. А Тому и притворяться не требовалось.

– Как забавно, – сказал Людовик с непонятным выражением лица.

Камердинер короля, похоже, так не думал. Он затопал к нам, размахивая тростью.

– Розыгрыши устраиваете? – прорычал он. – Когда весь дворец едва не сгорел?

Я очень надеялся, что мой статус дворянина избавит нас от порки. Не тут-то было. Камердинер прижал нас к столу, и мы получили на орехи. Придворные смеялись, наслаждаясь представлением.

– Туше! – кричали они при каждом ударе.

Когда всё закончилось, я едва держался на ногах. И не осмеливался посмотреть на Тома. Не то чтобы я мог его разглядеть – слёзы застилали глаза.

Камердинер, всё ещё тяжело дыша после порки, подтолкнул нас вперёд своей тростью.

– Вы, болваны! Повесьте все картины как следует. И если ещё раз посмеете играть с имуществом Его Величества – скормлю вас собакам!

Мы принялись переворачивать картины обратно. Придворные недовольно загудели – и громче всех брат короля.

– Ах, оставьте, барон, – сказал Филипп. – Вверх ногами они смотрятся гораздо лучше.

Закончив, мы прихрамывая двинулись к выходу. Людовик наблюдал за мной, и когда я проходил мимо короля, на губах его играла еле приметная улыбка.

– Как забавно.

Мы спустились вниз. Я чувствовал исходящие от Тома волны жара, и как только мы оказались за пределами слышимости придворных, я попытался всё исправить.

– Ну вот, Том, – начал я. – Похоже, Людовик счёл это смешным. Всё хорошо…

Том неторопливо протянул руку, схватил меня за жабо и дёрнул вверх – так что мои ноги оторвались от пола и я оказался с Томом нос к носу.

– Когда всё закончится, – сказал он, – мы поедем обратно в Лондон. И возле пролива я тебя привяжу к корме корабля. Так что возвращаться домой ты будешь вплавь.

Я не мог понять, шутит он или нет.

Салли ждала нас у входа. Увидев выражение лица Тома и нашу неловкую походку, она мудро решила не комментировать, а просто вытащила из-под платья свёрнутый холст.

– Пойдёмте к Шателену, – сказал я. – Надо рассмотреть картину, но лучше не делать этого поблизости от короля. Тем более Марин знает эту работу лучше всех. Наверняка он сможет помочь.

Я осторожно посмотрел на Тома.

– Ладно?

– Как будет угодно мсье Кристоферу, – кисло ответил он.

– Вы идите, – сказала Салли. – А мне придётся остаться.

Как выяснилось, прошлым вечером, когда мы вернулись в Пале-Рояль, Салли предприняла некоторые шаги, чтобы подружиться с графиней де Кольмар.

– Дамы были правы, – сказала она, – графиня очень одинока. Вы бы её видели, когда мы разговаривали. Она похожа на испуганного кролика. Кажется, она подумала, что девушки подослали меня, чтобы над ней подшутить. Накануне они сунули паука ей в волосы.

Салли покачала головой при мысли о такой жестокости.

– Графиня что-нибудь рассказывала о своём муже? – спросил я.

– Ещё нет. Но готова спорить: она разрывается от желания с кем-то поговорить. Сегодня утром она цеплялась за меня до самого Лувра. И взяла обещание, что я пообедаю…