Когда генералу Федюнинскому не удается закрепить свой успех под Погостьем, как он это первоначально задумал, то он решает добиться этого на соседнем участке фронта. Он хочет таким образом взять немцев в клещи. Поэтому там завязываются точно такие же лесные бои, какими они были под Погостьем и у Любани. Вновь немцы вязнут в глубоком снегу и вновь, откуда ни возьмись, появляются подразделения сибирских лыжников, которые затем так же молниеносно исчезают. Русские танки творят, что хотят, в то время как у немцев их столь необходимые, но слишком громоздкие противотанковые пушки и полевые гаубицы проваливаются в снег по самые орудийные стволы, а небольшая группа истребителей танков не в состоянии пробиться сюда по сугробам со своими минами и магнитными подрывными зарядами. И снова танки P-III и P-IV, а также самоходные штурмовые орудия пасуют перед снежными валами, которые сами же и нагромождают прямо перед собой, в то время как Т-34 и КВ-1 спокойно преодолевают такие преграды. В таких условиях сибирские лыжники при поддержке девяти танков атакуют деревню Дубовик, которая притулилась у замерзших болот. Русские врываются в деревню, но затем немцы выдавливают их оттуда метр за метром. На следующий день они вновь овладевают ею. Ночью немцы опять отбивают ее. Но еще спустя сутки им вновь приходится ее оставить. Сибиряки в очередной раз врываются туда. Когда же немцам все же удается там закрепиться, то обороняют они уже лишь развалины. Оставшихся в живых участников этой драмы, нескольких солдат одного из батальонов 61-й восточно-прусской дивизии, приходится распределять по другим подразделениям, так как он прекратил свое существование.

В сводке верховного командования вермахта подобные случаи сопровождаются пометкой о том, что «противник неоднократно проводил на некоторых участках фронта свои безуспешные атаки». Пока еще удается такими фразами завуалировать гибельность побед немецкой армии. Удается ли нормализовать обстановку у Дубовика? Разумеется, нет. Солдаты генерала Федюнинского вновь переходят в атаку. Их отбрасывают назад. Но через двое суток они вновь оказываются здесь. Они и дальше будут продолжать атаковать, пытаться брать немцев в клещи, добиваясь их полного окружения. Лишь оттепель и распутица положат конец изматывающим боевым операциям.

Однако покой, отдых, восстановление былой боеспособности — все это остается в мечтах. Поскольку есть еще Кириши — плацдарм, который позднее станет незабываемой страничкой военной истории для каждой из воюющих сторон. Уже с конца 1941 года штаб 18-й армии задумывается о необходимости создания промежуточной отсечной позиции за наиболее выдвинутым в северо-западном направлении участком немецкого фронта. Его центральная точка находится по другую сторону Волхова, охватывая Кириши и взорванный железнодорожный мост, причудливо возвышающийся своими разрушенными пролетами над поверхностью реки. 21-й пехотной дивизии, которая занимает самый протяженный участок в этом районе боевых действий, ставится задача укрепить позиции в инженерном отношении. Но внезапно саперы срочно задействуются для других целей. Все остается по-старому.

Что же представляет собой Киришский плацдарм? Он стал уже своего рода реликтом прошлого. В руках немцев он находится с тех пор, когда они еще строили иллюзии относительно широкомасштабного окружения Ленинграда, соединения с финнами на Свири и мечтали парализовать доставку союзнических грузов из Мурманска по всей оси Архангельск — Астрахань. Восточный берег Волхова несколько выше западного. Если бы русские сидели там, где немцы создали сейчас свой плацдарм, то они могли бы легко отслеживать немецкие позиции на западном берегу Волхова. Поэтому немцы утешают себя такого рода тактическим преимуществом. О стратегическом превосходстве как основе дальнейшего продвижения на север и восток речи уже больше нет. Слишком мал плацдарм для этого. По берегу его ширина составляет четыре километра, а в глубину на восток он тянется на два с половиной километра. В самом узком месте его размеры сокращаются до 500 метров.

Можно было бы достаточно легко закрыть противнику обзор западного берега Волхова, создав деревоземляной забор и повесив маскировочные сети. У Синявина, к примеру, такие маскировочные приспособления раскинуты вдоль дороги на многие километры. В этом случае можно было бы оставить плацдарм. Но сейчас приходится по ночам отправлять туда на понтонах и штурмовых лодках боеприпасы, имущество и продовольствие, забирая на обратном пути раненых. Пополнение, идущее на смену защитникам плацдарма, пробирается через сплетение искореженных ферм моста, прикрываясь вязанками хвороста. Но стрельба все равно не прекращается, сбрасывая хворост вниз вместе с теми, кто за ним прячется.

До сих пор нет вразумительного ответа, зачем немцы изо всех сил удерживали эту позицию, где пролились реки крови, и зачем такие же реки крови проливали русские, бросавшиеся на нее с остервенением? Утверждается, что Кириши считались воротами, открывавшими дорогу на Ленинград. Но применительно к другим участкам фронта было ведь сказано то же самое. Говорят, что Сталин приказывал расстреливать своих генералов за этот немецкий плацдарм. Но у него и без Киришей было достаточно для этого поводов. Страх перед Сталиным не является основной причиной столь ожесточенных боев за этот участок местности с развалинами одной из самых крупных спичечных фабрик Советского Союза. Мерецков отстаивает мнение, что этот плацдарм сковывал целых три немецкие дивизии. В действительности там была лишь одна дивизия. Но ее участие в боях под Погостьем, было бы важнее и, возможно, сыграло бы решающую роль. Может быть, по-прежнему жив еще был страх перед новым наступлением немцев в северном направлении? Аргументы Мерецкова тем не менее убедительны. А вот объяснения немцев таковыми не выглядят. Что из того, что такая авторитетная личность, как командующий группой армий «Север» Георг фон Кюхлер заявляет, что Кириши все равно нужно удерживать, даже когда ему докладывают, что там за месяц выведены из строя по меньшей мере 2000 солдат убитыми, ранеными и пропавшими без вести? Хотя он прекрасно отдает себе отчет, что мог бы более целесообразно использовать эти две тысячи опытных фронтовиков.

Может быть, некоторые из тех, кому недостает смирения перед партией и кто не греется в лучах милости своего фюрера, опасаются оказаться в еще худшем положении в случае, если они выступят с предложением об отступлении? Гитлер напутствовал Кюхлера словами, что тот может поступать с группой армий «Север» по своему усмотрению. Возможно, поэтому столь горячая тема постоянно отходит на задний план до нового обсуждения, а самым главным вопросом становятся кризисные ситуации, которые представляются еще более угрожающими? Может быть, это всего лишь недостаточное внимание к ситуации, имеющейся на данный момент? Тот, кто сегодня хорошо знаком с руководящими структурами крупных гражданских фирм, тот найдет в них много схожего с работой военных штабов, с тем, как построена их должностная иерархия. Он увидит, насколько совпадают их теневые детали, различаясь лишь отдельными ритуалами. Это выражается в виде создания определенных группировок, завязывания интриг, заискивания перед начальством, а также в виде петушиных боев, хлопанья крыльями и попытках распушить перья. Всегда ли эти лица соответствуют своим должностям, всегда ли решения принимаются так, как это должно быть? Гинденбург, и не он один, относился к Гитлеру с предубеждением из-за того, что тот для него был всего лишь ефрейтором, а не потому, что трубил в своей книге «Майн кампф» о походе на Восток и был подвержен расовому безумию. Долгие годы после Второй мировой войны еще существовал один рурский концерн, директором которого был 81-летний немец. Жаждущему власти и непредсказуемому Вальтеру фон Райхенау уже в тридцатые годы в бытность его генерал-майором рейхсвера бросаются в глаза опасности фантастических прожектов и принимаемых на их основе решений. В то время он видел в вермахте лишь «организацию вооруженных специалистов по ведению войны», а не превозносимую всеми «школу нации».