Я совсем не представлял, что в подобной ситуации надо делать. Кричать? Звать на помощь? Но нас никто не услышит. Сидеть и ждать у моря погоды? Да. Пожалуй, это самый разумный вариант. По дому мы уже напутешествовались, хватит, больше в чулане я сидеть не хочу. Уж лучше здесь, в странной комнате рядом со странным парнем и Аликом, чем в каком-нибудь другом месте. Впрочем, разве это «другое место» есть? В доме больше нет комнат. Прихожая, гостиная, чулан, лестница, эта комната, и все. Больше помещений мы не видели. Значит, эта комната – наше последнее пристанище. Дальше пути нет, здесь мы и остановимся.

Проснулся Рыжий так же внезапно, как и уснул. Вскочил и давай отплясывать какой-то неизвестный мне танец.

– И в цирк ходить не надо, – сказал Алик, наблюдая за танцором.

– А знаешь, я совсем не голоден, – невпопад произнес я, – хотя последнее, что я съел, был кусок шоколадки. Еще тогда, в машине…

– В машине… – как эхо, откликнулся Алик. – Мне почему-то кажется, что никакой машины не существует. Что машина – это сон. Есть только этот дом, и больше ничего… А кушать я тоже не хочу. Это на меня не похоже. У меня же растущий организм, вечно что-то жую…

– У меня тоже растущий организм, – напомнил я, – но есть не хочется совсем.

– Откуда он знает эти допотопные песни? – озадачился Алик.

Я пожал плечами.

– Как ты думаешь, кто он, как тут оказался? – спросил я.

– Черт его знает…

– Я же попросил не выражаться.

– Ладно, не буду. Кто его знает, откуда он тут взялся… Если бы мы могли нормально с ним поговорить, то что-нибудь выяснили бы, а так… Это похоже на какой-то фильм: мы сидим в комнате втроем, и один из нас не замечает, что он в комнате не один. Почему не замечает?.. Глянь на него!

Я посмотрел на парня. Он делал сальто, не прекращая при этом петь.

«Неужели ничего не изменится? – с отчаянием подумал я. – Неужели я буду смотреть на это вечно?»

Сколько времени мы так сидели, я не знаю. Сколько времени провели в этом проклятом доме – тоже неизвестно. Но одно точно, еще немного – и я сойду с ума от этих «ритуальных» танцев и давно вышедших в тираж песен. Оставалось только удивляться, откуда у парня берутся силы на танцы и песни. На батарейках он, что ли? Но разве бывают такие «долгоиграющие» батарейки?

«Что за чушь крутится у меня в голове? – подумал я. – Еще немного, и я сам пущусь в пляс».

– Это все мне уже надоело! – Алик подскочил к парню и попытался потрясти его за плечо, но не тут-то было. Рука Алика снова проскочила сквозь плечо Рыжего, а тот даже не заметил, что его попытались хорошенько встряхнуть.

«Какая прелесть, – подумал я. – Если так будет дальше продолжаться, то мне остается только застрелиться, чтобы не видеть этот тупизм».

И тут, словно подслушав мои мысли, мальчишка остановился и, запустив руку в карман, достал оттуда… пистолет. Какой марки – не знаю. Могу только сказать, что это был пистолет.

– У меня осталось три пули, – сообщил кому-то (хотелось бы верить, что нам) парень. – Если первая пуля не пробьет замок, то остальные две я тратить не буду. Подожду, может, что изменится.

С этими словами он навел пистолет на проем открытой двери и выстрелил. Раздался страшный грохот.

«Точно, это он стрелял все время», – определил я.

– Ну вот, я так и знал, – сказал певец-стрелок. – Эту проклятую дверь пули не берут. Остается надеяться на чудо.

– Он точно больной, – произнес Алик. – В дверь стреляет, а она – открыта. Что с придурка взять?

Вдруг в моей голове что-то щелкнуло, и я, чтобы не спугнуть мысль, медленно проговорил:

– Подожди-ка… Может, для нас она открыта, а для него закрыта? Что, если он думает, что она закрыта?

– Так она же открыта.

– Это для нас. А для него – закрыта. Но почему?

– Почему, почему… Потому что с нами фиг знает что творится! А телефоны почему замерзли? А окна замурованы почему? Для чего все это? А?

– Я знаю не больше, чем ты.

Алик сел на пол.

– Интересно, нас ищут? – спросил он.

– Как ты думаешь, что я отвечу?

– «Не знаю»? – предположил Алик.

Я вымученно улыбнулся:

– Да ты мысли читаешь!

Намеки на ответы на некоторые наши вопросы мы получили, уже когда нас стало неумолимо клонить в сон. Несмотря на песни и пляски Рыжего, я лег на пол, сложил под щекой ладошки и попытался заснуть. Даже успел задремать. И тут началось самое интересное.

Алик толкнул меня в бок.

– Быстро просыпайся! Смотри, что этот чудик вытворяет!

– Я спать хочу… Ну его… – попытался отмахнуться я, но Алик был настойчив, как никогда:

– Просыпайся, говорю! Это нельзя пропустить!

Разбираемый любопытством, я быстренько проснулся и, лежа на полу и подперев голову рукой, принялся наблюдать за Рыжим.

Тот суетливо бегал по комнате. Потом он вдруг остановился и посмотрел на видеокамеру. Подошел к ней ближе. Уселся на пол. И уставился немигающим взглядом в стену. Так получилось, что смотрел он как бы сквозь меня. От этого мне стало очень неприятно, и по спине пробежал холодок.

– Он так уже несколько раз делает, – сообщил Алик. – Бегает по комнате, потом садится на пол и давай в одну точку пялиться. Сейчас опять подорвется и бегать начнет.

Однако пророчества Алика не сбылись. Вместо того чтобы бегать по комнате резвым козликом, Рыжий взял какой-то черный шнур. Внимательно изучил его. Хмыкнул. И сказал:

– Я придумал.

Мы с Аликом переглянулись. Мне стало так интересно, что я даже сменил позу, – сел на пол, подобрал под себя ноги, обхватив их руками. Мое сердце застучало сильнее. Я чувствовал, сейчас произойдет что-то важное, значительное. Вот-вот тайна приоткроет свою завесу, и, может, нам даже удастся покинуть этот дом.

Лицо парня помрачнело. Сейчас он не выглядел таким идиотом, каким казался все это время нам с Аликом. Была в лице Рыжего какая-то загадочность, жесткость, но глаза… глаза… они словно потухли. Такие глаза бывают у тех, кто отчаялся, кто потерял последнюю надежду, кто точно знает, что выхода нет, а потому придется смириться. Потому что все способы уже перепробованы. Потому что все кончено.