Рыжий неожиданно расхохотался. Алик выразительно посмотрел на меня.

– Ой, не могу… – схватился Рыжий за живот. – Хотел бы я знать, что обо мне подумали бы люди, которые б увидели, как я тут танцую и песни пою!

Алик фыркнул. Я же был весь внимание и вникал в каждое слово Рыжего. Ждал, когда наконец он скажет это.

Он резко перестал смеяться. Лицо его помрачнело.

– Вести себя как конченый идиот – остается только это. Или я сломаюсь окончательно. Потеряю силу духа… Тьфу, какого еще, к черту, духа? Это помогает забыться, не думать о том, что ждет впереди. Вернее, о том, что впереди меня ничего, кроме вечности и неизвестности, не ждет…

– Что-то мне это не нравится, – нахмурился Алик. – О чем он говорит?

– Тише ты, – зашикал я. – Дай послушать.

Рыжий тяжело вздохнул.

– Ну что ж, приступим.

Он снова взял провод, отложил его в сторону, потянулся за цифровой видеокамерой, нажал на красную кнопку, и небольшой по размерам аппарат проиграл какую-то короткую мелодию. Рыжий открыл жидкокристаллический экран и установил камеру так, чтобы в объектив попадала та часть стены, около которой он сидел. Сняв на пробу несколько кадров и убедившись в четкости изображения, Рыжий сел лицом к камере и сделал попытку причесаться пятерней.

Нам все было видно просто прекрасно. Он сидел лицом ко мне и Алику, камера стояла между нами и смотрела на него, а мы видели, что делает «живой» Рыжий и его экранный двойник.

Он прокашлялся. И заговорил:

– Привет всем, кто это видит. Меня зовут Антон Колесников. Я нахожусь здесь уже… Стоп. Нет, я начинаю не с того. Хочу все по порядку рассказать.

Рыжий задумался.

– Не тяни же, – процедил Алик. – Давай, давай…

Теперь уже, словно услышав слова Алика, Колесников осекся и сказал:

– А хотя, куда мне спешить? Я еще потанцевать хочу.

И принялся отплясывать.

– Уро-од! – завопил Алик. – Ты самый настоящий уро-о-од!

Бедняга разъярился до такой степени, что покраснел. Вскочил с пола, и, чуть прихрамывая (ноги затекли), бросился на Рыжего, как цепная собака. Но не тут-то было: Колесников знай себе выделывал коленца, а Алик же, проскочив сквозь него, врезался в стенку. Но это моего друга не остановило: он сжимал и сжимал кулаки, пытался и пытался ударить рыжего интригана. Длилось это достаточно долго, а кончилось тем, что Алик, весь взмыленный и раскрасневшийся, обессиленно рухнул на пол и блаженно со смаком выругался:

– Козел… какой же он козел…

Я понимал, что злится Алик не конкретно на парня, а на гадкую ситуацию, когда ничего не понятно, все запутывается еще больше и неизвестно, станет ли когда-нибудь нам что-то ясно.

– Он привидение, точно тебе говорю…

– А может, ты?

– Заткнись, ладно? – попросил выпустивший пар Алик. – Привидение – он, и на этом точка.

Я подошел к Рыжему. И тоже попытался его ударить. Кулак прошел сквозь него, как будто он действительно был или привидением, или голографической проекцией.

На душе было жутко и мерзопакостно. Не хотелось верить, что привидения – мы. Нет уж, пусть лучше привидением этот рыжий недоумок будет.

– Знаешь что, – произнес Алик. – Идем отсюда. Все равно он будет плясать и ничего не скажет. Предчувствие у меня такое.

– А куда мы пойдем, комнат же в доме больше нет.

– Да мало ли куда – вдруг есть? Я не удивлюсь, если внизу еще три комнаты появилось. От этого места всего можно ожидать.

Мы с Аликом оставили Рыжего в одиночестве, с его глупыми песнями и видеокамерой.

«И все-таки он – не привидение, – неожиданно подумал я, выходя из комнаты. – Если бы был привидением – камера бы его не сняла… А интересно, если бы мы попозировали перед ней, то запечатлелись бы?»

Но проводить эксперименты было поздно – Алик уже вышел из комнаты и звал меня за собой.

Едва я выбежал из комнаты и захлопнул за собой дверь, как Алик скрылся из виду, хотя это было сделать достаточно трудно, ведь ничего, кроме небольшого коридорчика, тут не было. И я точно видел, что он не начинал спускаться по лестнице. Куда же в таком случае он мог деться?

Я остановился посреди коридора. Осмотрелся. Мне стало жарко. Казалось, что опасность поджидает меня со всех сторон. Впрочем, так оно и было.

– Алик? – тихо сказал я. – Алик! Ты где, а?

Ответа я не получил.

– Алик! – уже громче крикнул я. – Ты куда спрятался? Выходи давай, нашел время шутки шутить!

Тишина.

«З-з-з-з-з… З-з-з-з-з… З-з-з-з-з…»

Этот звук здорово раздражал и действовал на нервы так же, как жужжание крупной мухи, залетевшей в комнату. Ты начинаешь потихоньку закипать, злиться, оттого что глупая муха никак не заметит открытой форточки, через которую залетела, и, как следствие, не может вылететь из комнаты. Но одно различие между этим звуком и жужжанием мухи все-таки было: муха, в конце концов, могла сообразить и вылететь на улицу, и тогда все прекратилось бы, но это несмолкаемое «з-з-з-з-з» преследовало нас по всему дому. Если мне не изменяет память, оно раздавалось даже тогда, когда мы не включали свет в прихожей. Кстати, а кто включил свет здесь? Рыжий?

– Алик! – заорал я во все горло. – Да где же ты?? А-али-ик!!

И вдруг за моей спиной раздался звонкий девичий голосок:

– Ты на нем стоишь.

От неожиданности я подпрыгнул на месте – так были напряжены нервы.

– Ты прыгнул на нем.

Я с опаской развернулся.

Передо мной стояла девочка примерно моего возраста и мило улыбалась. На ней было надето старомодное длинное платье со множеством складок и оборок, в руках она держала видавшую виды сумочку, а голову украшал серый чепец, тоже с оборочками.

– Где Алик? – спросил я, заикаясь и рассматривая неизвестно откуда взявшуюся девушку. – Где он?

Она звонко рассмеялась и порхнула в другой конец комнаты. Вернее… я даже не могу объяснить: только что стояла здесь, потом подпрыгнула и оказалась в метрах пяти от прежнего места. Атлетка-прыгунья, что ли?

– Меня зовут Соня, а тебя?

– Где мой друг? – настойчиво повторил я вопрос.

Соня снова рассмеялась. Ее смех был похож на звон колокольчика. Он был словно журчащий ручеек, в котором переливаются лучи солнца. От него на душе становилось светло, радостно и… жутко.

– Меня зовут Соня, а тебя? – девушка не отставала от меня.

– Это не имеет значения. Спрашиваю тебя еще раз – где Алик?