– Во сколько часов это было?

– Боже, я не помню! – воскликнул я. – Поздно. Может, в половину второго?

– Ты знал, куда направился Ричард?

– Нет, – ответил я и вздохнул. Очередной клочок правды. – Мы решили, что безопаснее не покидать комнату.

– И когда ты пошел к себе?

– Когда вечеринка закончилась. Я поднялся в Башню. Джеймс уже был там, но еще не спал.

Я попытался вообразить, как он переворачивается на бок, лежа на кровати, чтобы пошептаться со мной. Но вместо этого видел лишь тусклый желтый свет в ванной, пар и горячую воду, размывающую черты его лица в зеркале.

– Он сказал, что Ричард ушел в лес с бутылкой виски.

– И это было последнее, что ты слышал о нем?

– До сегодняшнего утра – да.

Колборн откинулся на стуле. На его лице появилось задумчивое выражение. Он кивнул своим мыслям, после чего уставился на меня. Это был резкий, зимний взгляд серых глаз, почти как у Джеймса, вот только в глазах последнего всегда играли золотые лучики.

– У меня осталось еще несколько вопросов к тебе, – сказал он, – если ты готов.

– Да. Все, что нужно.

– Расскажи мне о том, что происходило в ноябре, – вымолвил он непринужденным тоном, как будто это было в порядке вещей. – Вы находились под сильным давлением, Ричард, возможно, сильнее прочих. Он вел себя как-то странно в те дни?

Еще одна мозаика воспоминаний сложилась воедино, как витражное окно, сочетание света и цвета. Белое сияние луны на поверхности озера в Хеллоуин, грубые фиолетовые синяки на руках Джеймса, ярко-красная свежая кровь, змеящаяся из шелкового рукава халата Мередит. Моя кожа, еще мгновение назад такая горячая и зудящая, внезапно остыла. Пульс замедлился.

– Нет, – проговорил я. В голове тихим эхом звучал голос Александра. – До вечеринки был полный порядок.

«Сплошная ложь, – подумал я, пока Колборн рассматривал меня с пристальным любопытством. – “Люди время от времени умирали, и черви ели их, но все это делалось не во имя любви”»[54].

Мы ничего не должны Ричарду.

– Ладно, ты свободен, – сказал Колборн с легкой сочувствующей улыбкой. – Я дам тебе свои контакты. Если вспомнишь что-нибудь еще, прошу, звони не медля.

– Да, – кивнул я. – Обязательно.

Но, естественно, я не позвонил. Пока не прошло десять лет.

На пятом этаже Деллехер-холла находились тайные комнаты, предназначенные для самых знатных гостей училища. В этих необычных апартаментах было три спальни, две ванные комнаты, кухня и просторная гостиная с камином, элегантной викторианской мебелью и роялем. Халсуорт-хаус – названный так в честь богатых родственников Леопольда Деллехера – стал тем местом, где преподаватели решили спрятать шестерых подозреваемых четверокурсников, пока Замок наводнили копы.

В тот вечер декан Холиншед созвал экстренное собрание в музыкальном зале, но решил, что нам не следует там находиться. Он объяснил, что не хочет подвергать ни нас, ни других студентов искушению посплетничать. Так что пока остальные учащиеся сидели и ошеломленно молчали четырьмя этажами ниже, Рен, Филиппа, Джеймс, Александр, Мередит и я стали пленниками у камина в Халсуорт-хаусе. Фредерику и Гвендолин не понравилась идея нашего заточения, поэтому одна из медсестер лазарета несла дозор перед дверью апартаментов, где она и сидела, шмыгая носом и вяло решая кроссворд; мы могли к ней обратиться, если нам что-нибудь да понадобится.

Я напрягал слух в густой, тяжелой тишине и остро ощущал присутствие наших товарищей, собравшихся в зале Деллехер-холла. Что сообщит им декан?

Александр, должно быть, задавался тем же вопросом.

– Думаешь, они скажут всем, что мы сидим здесь, наверху? – спросил он, с беспокойством глядя на ковер, как будто мог вдруг развить рентгеновское зрение и увидеть, что творится в музыкальном зале.

– Сомневаюсь. Они не захотят, чтобы сюда попытались проникнуть. – Филиппа.

– Если мы не появимся в ближайшее время, они решат, что мы уже мертвы. – Александр.

– С чего вдруг? – Филиппа.

– Мы живем в заброшенном охотничьем домике посреди леса. Смахивает на фильм ужасов. – Александр.

– Ребята, прекращайте. – Я кивнул на Рен.

Их взгляды тут же переместились в сторону Рен, свернувшейся в кресле перед камином. Она выглядела слабой, измученной, будто жизнь почти покинула ее. Мередит сидела на стоявшем неподалеку диване, скрестив ноги и не поднимая головы.

И снова воцарилась тишина. Теперь мы с тревогой прислушивались к любым звукам, которые доносились снаружи.

– Интересно, что они сделают со спектаклем? – нетерпеливо спросил Александр, нарушив паузу.

– Отменят, – ответила Филиппа. – Будет неправильно, если они поступят как-то по-другому.

– Вот тебе и «шоу должно продолжаться», – поморщился он.

Я попытался на один короткий, но безуспешный миг представить кого-то – кого угодно – в роли Цезаря. Угроза Гвендолин, когда она заявила Ричарду, что я смогу выучить его реплики и займу его место на подмостках, эхом отозвалась в памяти, и желудок болезненно сжался.

– Вы правда хотели бы выйти на сцену без него? Скажите честно…

Кое-кто отрицательно покачал головой, а затем…

– Мне просто кажется, – не унимался Александр, – или наступил самый долгий день в нашей жизни?

Я вздохнул и прижал ладони к глазам.

– Ага. Я бы пошел спать, если бы знал, что смогу вырубиться.

Филиппа пожала плечами.

– Боже, я не уверена, что вообще смогу когда-нибудь заснуть.

Джеймс, который пялился в огонь и грыз ногти, сказал:

– «Мне чудилось, что кто-то закричал:

“Не спи, не спи!”»[55]

Александр забарабанил пальцами по коленям.

– Боже, мне надо покурить! – простонал он. – Лучше бы они не выставляли за дверью медсестру!

Он вскочил, крутанулся на месте, двигаясь быстро и нервно, как делал всегда, когда был расстроен. Он бесцельно прошелся зигзагом по комнате, взял несколько случайных нот на рояле, после чего начал открывать шкафы и шарить на полках.

Его мельтешение продолжалось минуту или около того, прежде чем Филиппа сдалась и спросила:

– Что ты делаешь?

– Ищу выпивку, – буркнул он. – Здесь наверняка что-то припрятано. У них недавно гостил чувак, который написал книгу про Фрейда, и я готов поспорить на собственную задницу, что он алкоголик.