Некоторые из них были такого жалкого вида и так жалобно просили мальчика что-нибудь у них купить, что уже через пять минут у мальчика не осталось ни монетки. Их он обменял на несколько лепёшек, подобных тем, что угощал его Харх, и довольно увесистое полено, которое ему продал какой-то старик. Его седая борода была такой редкой, что мальчик сжалился и не смог не купить его «самый плавучий в мире, высушенный исключительно на западной стороне, исключительно заботливыми руками» кусок деревяшки.

С этим добром он присел на ступени, подложив под поясницу полено, и принялся жевать лепёшку и рассматривать свысока всё, что происходило у стола. Иногда без единой монетки в кармане становится как-то легко.

А у стола, как всегда, царил ажиотаж. Большинство обитателей гостиницы в лучшем случае уносили с собой несколько монет, также как и Клос. Некоторые уходили ни с чем: плелись, понурив голову, и даже назойливые торговцы смотрели им вслед с сожалением. Некоторые сами присоединялись к торговцам, продавая всякую мелочь из карманов штанов, а иногда даже сами штаны. Находились и те, кто мог бы уйти с солидным жалованьем, но большинство тут же обменивали это жалованье на гостиничный номер повыше и с лучшим видом на Сплошное Море.

– Не угостишь лепёшкой, парень? – не успел мальчик и глазом моргнуть, как Вильда, присев рядом с ним, уже вовсю уплетала его лепёшку. – Грустное зрелище, да? – она небрежно махнула в сторону стола. – Как думаешь, куда деваются те, кому нечем платить за жильё?

Мальчику это пока не приходило в голову. По толпе работников, которую он видел каждое утро, на жильё уж точно должно было хватать всем.

– В нашей гостинице для таких бедолаг есть специальные стоячие комнаты. Внутри размещены несколько полок и дверь, вот и всё убранство. Никому не желала бы оказаться там, но большинство таких постояльцев сами виноваты. Лень, любовь к выпивке, жажда наживы и азартные игры. Знаешь, некоторые отдают мне последние деньги за несколько минут танца. Я не возражаю – в конце концов, мне тоже хочется жить в комнате повыше, есть лепёшки посвежее, ну и убраться отсюда поскорее, конечно, тоже.

Вильда поймала взгляд мальчика, с интересом поглядывающего на её татуировки.

– Хочешь потрогать? Считай это благодарностью за завтрак. Помнишь четвёртое правило? За добро нужно платить добром.

Мальчик ткнул пальцем в руку Вильды, после чего аккуратно провёл по её коже. Кожа на ощупь ничем не отличалась от обычной.

– Зачем ты это сделала?

– Однажды у меня было хорошее настроение, и я решила записать это на себе, чтобы не забыть. Видишь эти цветы? Такое у меня было тогда настроение.

– А сейчас какое?

– Сейчас никакого.

Вильда поднялась и грациозно потянулась:

– Ах, если бы я могла запечатлеть всю красоту и молодость своего прекрасного тела навсегда! Здесь так мало зеркал и совсем нет хороших художников. Ещё увидимся, парень, спасибо за угощение!

Она вприпрыжку, скрестив руки за спиной, двинулась вниз по ступеням. Танцовщица подходила то к одному, то к другому, была со всеми груба и дружелюбна одновременно, и стоять в общей очереди ей, судя по всему, было ни к чему.

У Клоса в голове эхом звучали её последние слова, и их резонанс пробудил в голове мальчика идею.

«Мало зеркал и совсем нет хороших художников!»

Он перестал жевать и бросился в свой номер.

Фотоаппарат, припрятанный в укромном месте номера, остался целым и невредимым. После случая с затоплением Клос больше не забывал затыкать маленькое окошко тряпкой. Он схватил фотоаппарат и, порывшись в мешке, достал приспособления для проявки фотографий. Он ни разу не проявлял фотографии самостоятельно и не понимал, как это делается, но зато прекрасно знал того, кто точно сможет в этом разобраться. Не мешкая ни секунды, мальчик устремился вверх по лестнице.

Гетти открыл дверь и с сонным видом пропустил его внутрь.

– А, Клос, проходи быстрее, друг мой, что-то сегодня холодно. Прости, что так долго открывал: в Жалованный День предпочитаю оставаться у себя. К тому же я работал всю ночь, – он грустно вздохнул, – ещё одна ночь без всякой пользы.

– Сейчас, – от волнения у Клоса тряслись руки, – сейчас я покажу тебе такое, что пользы будет хоть отбавляй. На всех жильцов гостиницы хватит. Гетти, помоги, освободи хоть немного пространства на этом столе! Нам нужно место потемнее!

Гетти как-то сразу приободрился, заразившись энтузиазмом Клоса, и быстро расчистил один из столов в дальнем углу комнаты, просто смахнув всё ненужное на пол.

– Знаешь, что это? – мальчик с гордостью продемонстрировал изобретателю фотоаппарат.

Гетти отрицательно помотал головой и бережно осмотрел устройство со всех сторон.

– Это называется фотоаппарат! Он… – мальчик задумался, подбирая слова, – он может запоминать изображения, а потом переносить их на бумагу. Знаешь, как если бы художник нарисовал. Только художник рисует как видит, а эта штука – как есть на самом деле.

Изобретатель приоткрыл крышку объектива и заглянул внутрь линзы:

– Эта необыкновенная вещь знает, как есть на самом деле? Удивительно! Представляешь, однажды мне рассказывали о похожем приборе, он называется «тёмная комната». В этой комнате, без окон, с одной лишь маленькой дверцей, прямо в стене проделывается отверстие и иногда можно видеть на противоположной стене изображение того, что находится по ту сторону. Я пытался сделать что-то подобное, но на той стороне нет ничего, одно Сплошное Море, – он вздохнул. – Эксперимент провалился.

– Не совсем понимаю, о чём ты говоришь, – с воодушевлением продолжал Клос, – но тёмная комната нам точно понадобится! Я тут принёс кое-какие приборы. Не знаю точно, как они работают, но в общих чертах опишу: нам удастся разобраться, это наверняка, ты же изобретятель! Нам понадобятся электрическая лампочка, красная краска и несколько ванночек для реактивов… то есть… смесей… зелий! Ну-ка, Гетти, задёргивай шторы!

До самого вечера они наматывали плёнку, разбавляли водой реактивы, зажигали и гасили лампу. Гетти оказался удивительно понятливым, он несколько раз самостоятельно толок в ступке порошок из собственных запасов и добавлял смеси в воду. Потом они долго полоскали в ванночках разные виды бумаги, и вот первое изображение было готово.

– Смотри, смотри, проявляется! – Клос от восторга обнял Гетти, и они, взявшись за руки, заплясали вокруг стола. Изображение темнело, становилось всё более контрастным, и наконец его вытащили из ванночки, а затем закрепили прищепкой на верёвке.

На изображении стоял Бастьен перед клепсидрой, и через дыру в его груди было видно небо.

– Поистине гениален тот, кто изобрёл столь чудное устройство! – изобретатель разглядывал изображение со всех сторон, а потом возвращался ко внутренностям фотоаппарата. Крутил в руках плёнку и нюхал реактивы. – Это правда было? Как ты это сделал? – Гетти аккуратно потрогал пальцем край фотографии.

– Конечно, было, – горделиво заявил Клос. – Всего-то надо навести объектив на то, что нужно заснять, а затем нажать эту