— Скорее, ревнует, — осторожно заметил Яковлев.

— И совершенно напрасно, — хозяйка покачала головой. — Ляле сейчас, помимо всего прочего, просто-напросто не на что жить. Таня ей тут ничем не поможет, сама едва концы с концами сводит… Я же очень неплохо по нынешним временам зарабатываю, особенно после того как ушла на пенсию… — И заметив удивленный Володин взгляд, пояснила: — Официально я пенсионерка, а неофициально работаю в частной лечебнице в пригороде… Впрочем, вам это вряд ли интересно. Вы хотели поговорить с Лялечкой? Сейчас попьем чайку, и я ее разбужу.

— Как она? — поинтересовался Володя и на всякий случай пояснил: — Мне Татьяна Ивановна рассказывала о несчастье с ребенком.

— Ну то, что у Тани язык как помело, не новость. Оля сейчас практически в норме. Она, слава богу, молодая женщина, просто обязана была оклематься, хотя удар был очень сильный… У них с мужем очень давняя и почти патологическая привязанность друг к другу. Все было крайне нелегко, я имею в виду — депрессия у Ляли оказалась не только тяжелая, но и затяжная. Только с недавних пор я, как специалист, могу с уверенностью говорить, что мы с ней справились.

— Возможно, Ольге Петровне для скорейшего выздоровления следовало поменять на время обстановку? — попытался забросить крючок Яковлев.

— Конечно! Именно поэтому она до сих пор у нас!

— Я имел в виду, возможно, стоило вообще увезти ее на время?

— Куда? — вздохнула Галина Викторовна. — Родители у них обоих живут здесь, в области. Есть какая-то родня в Самаре и, кажется, в Нижнем, но это — седьмая вода на киселе.

— А у вас?

— У нас? Нет, у нас родня в основном в Питере и в вашей благословенной столице — тоже. Но ведь одну Лялечку отпускать было нельзя, а отправляться с ней ни я, ни дочь не могли: работа, учеба… Ага, вот и Вика!

Даже если одна из Сухоруковых все-таки сочла необходимым отправиться в столицу, вряд ли бы ему об этом сказали. Поэтому на донесшийся из прихожей щелчок ключа, поворачиваемого в замочной скважине, Володя повернулся с невольно замершим сердцем: неужели?..

— Мама? — Женский голос был очень приятным, с грудными обертонами. И как выяснилось спустя минуту, его обладательница оказалась ничуть не менее приятной…

Если бы Володя составлял словесный портрет ульяновской Вики, он во многом совпал бы со словесным портретом пропавшей фигурантки… Длинные, небрежно распущенные по плечам волосы, правда, не вьющиеся — но это, как известно, дело техники. Огромные черные глаза. Но у пропавшей они были миндалевидными, а у здешней, скорее, круглыми… И овал лица разный, насколько можно судить даже по крайне непрофессиональному снимку «москвички» (руки бы тому фотоспецу оторвать!).

Яковлев помнил, что у девушки, явившейся на банкет с художниками, были высокие, очень красивые и четко выраженные скулы. О Виктории Сухоруковой этого не скажешь — обычное овальное личико.

Девушка между тем непроизвольно коснулась пальцами щеки:

— Что-то не так? — Яковлев слегка вздрогнул, поскольку вопрос был адресован ему. — Вы так смотрите…

— Простите, просто вы напомнили мне одну мою знакомую, очень похожи… Разрешите представиться, я…

— А я знаю, кто вы! — весело улыбнулась Виктория. — Я Тане звонила, она мне все рассказала! Мам, а мне чаю можно? А то я скоро опять убегаю. Как Оля?

Девушка вела себя вполне естественно, как отметил Володя, ни тени встревоженности при виде московского оперативника. Где-то в глубине души Яковлев отлично понимал, что и на сей раз, во всяком случае с этой Викой, «просвистало-пролетело» мимо…

Конечно, один шанс из тысячи оставался, что кто-то помог ей, допустим, вполне профессионально, изменить внешность! Вполне возможно, например, подправить разрез глаз, так наложить косметику, чтобы овал лица выглядел иначе — особенно на снимке. Наконец, наклеить дополнительно ресницы на свои собственные, кстати, вполне заурядные.

Но, во-первых, это уж какой-то вовсе одержимый человек получается, чтобы так постараться ради подруги, а на одержимую Вика Сухорукова никак не походила. Во-вторых, вариант явно натянутый даже для вполне заинтересованного лица. Наконец, есть и в-третьих: если бы девушка прибегла к столь обильному, да еще профессиональному гриму, ее бойфренд — художник — наверняка бы это заметил.

— Так вас интересуют родственники Ляли и Саши? — Девушка уже успела налить себе чай и теперь сидела напротив Яковлева рядом с матерью. Сразу стало видно, что они очень похожи друг на друга.

— Да, интересуют, — уныло кивнул Володя. — А что — вы всех их знаете?

— Только тех, кто в Ульяновске живет, — ответила Вика. — Сашины родители…

— Он у них один? — перебил Яковлев.

— Нет, есть еще два брата-близняшки. Два десятилетних охламона, типичные поздние дети: Сашиной маме уже пятьдесят три, а папе, по-моему, здорово за шестьдесят… Так, ну, конечно, Лялькины родители. Но он вообще-то в деревне живут, в Горшихе…

— Ты о чем?.. Здравствуйте…

Все трое — Галина Викторовна с Викой и Яковлев — повернулись к кухонным дверям, в проеме которых стояла немного заспанная молодая женщина, растеряно переводившая взгляд со своей подруги на Володю, потом на Галину Викторовну и — снова на Яковлева.

— Проснулась? — хором и при этом немного, как показалось Володе, фальшиво спросили Сухоруковы.

— Как видите… А что здесь, собственно, происходит? — Женщина с беспокойством посмотрела на оперативника и вошла, наконец, в кухню.

Это была очень коротко, «под мальчика», стриженная шатенка с серыми, как здешнее неприветливое небо, глазами и бледным до синевы лицом. Хрупкая, как ребенок, она ни единой своей черточкой не могла заинтересовать Яковлева в качестве пропавшей фигурантки.

Уже усаживаясь в машину с прождавшим его не меньше часа водителем, Володя мрачно просмотрел список ближайших родственников и двоих «оставшихся верными Саше», как выразилась его жена, друзей осужденного. Список получился не маленький, к тому же, если интерес к друзьям Зимушкина он сумел объяснить, то относительно фотографий подозреваемых, которые обязал его при любом раскладе добывать Турецкий, даже стараться не стал: их придется по всему списку раздобывать самостоятельно, одновременно проверяя алиби каждого и каждой… Даже говорливой Татьяны.

Все, вместе взятое, означало, что, во-первых, задержаться в ледяном Ульяновске ему придется дольше, чем в Саргове и Электродольске. Во-вторых, нужно срочно звонить Вячеславу Ивановичу или Турецкому и запрашивать разрешение на привлечение к работе местных оперов из ГУВД. Или — из УФСБ. Одному ему по чисто техническим причинам не управиться и за неделю.

Но самым неприятным было «в-третьих». Вся его интуиция опера, отточенная за годы работы, не просто подсказывала, но вопила о том, что и здесь их ожидает очередная «пустышка». И в этой связи расхожая истина, что отрицательный результат — тоже результат, душу Владимиру Владимировичу Яковлеву совершенно не грела. Возможно, потому, что столь безрезультатных расследований, как в этой тройной командировке, вести ему уже давно не доводилось.