Джемма надеялась встретиться хотя бы с одной из бывших подопечных «Дома», живших там в шестидесятых или семидесятых, и Полина пыталась договориться о такой беседе.

— Вижу, что мой репортер уже на низком старте, — сказал Алекс. — Но я имел в виду твое физическое состояние. Ты ничего не хочешь рассказать о своей беременности? Как ты себя ощущаешь в этом качестве? По-твоему, это мальчик или девочка? О каких именах ты думала? Ведь у тебя была целая неделя, а?

— Эту неделю я провела, привыкая к беременности. Об именах я как-то не задумывалась.

Он приподнялся, опираясь на локоть.

— Я думаю, Александр-младший, если это мальчик. Джемма-младшая, если девочка.

Она подняла бровь.

— Правда? Джемма-младшая?

Алекс провел пальцем по ее щеке.

— Мне бы очень понравилась крошка Джемма. С твоим красивым лицом и хлестким умом.

Джемма едва не расплакалась.

— Почему ты так сильно меня любишь, Алекс?

— Потому что люблю. И мы все это уладим. Как-нибудь.

Как-нибудь. Как-нибудь им придется.

Джемма поцеловала его, крепко, и почувствовала, как его руки забрались под одеяло, погладили живот и стали подниматься выше, медленно приближаясь к грудям.

— Они увеличились, — заметил Алекс, смешно двигая бровями.

— О, это романтично.

Он засмеялся и накрыл их обоих с головой одеялом, ложась на Джемму, и как-то незаметно она напрочь забыла об интервью, детских именах и окружающем мире.

После дивного завтрака, состоявшего из омлета по-деревенски, приготовленного для них Беа, Джемма проводила Алекса до машины, которую он взял напрокат и оставил на стоянке у гостиницы. Ей до смерти хотелось прошмыгнуть в кухню и спросить Беа, как прошла вчера вечером встреча с матерью, но в столовой было полно гостей, и Джемма понимала, что девушке сейчас не до разговоров. Она найдет ее после отъезда Алекса.

Он подставил лицо прекрасному солнцу конца июня.

— Воздух здесь удивительный. Такой свежий и чистый. Я не в восторге от того, что нас разделяют триста миль, особенно с твоей беременностью, но ты хотя бы живешь в городке, словно сошедшем с открытки. Надеюсь, это место все же поможет тебе взглянуть на вещи немного и моими глазами. Жизнь в пригороде, неспешный ритм, никаких тебе такси-убийц, все знают тебя по имени, повсюду, куда ни глянь, детские площадки, детский сад дешевле пансиона.

— Тебе не обязательно пересказывать мне свой злодейский план по совращению меня на переезд в Уэстчестер, Алекс.

Он улыбнулся.

— Я просто хочу, чтобы мы оба были счастливы. Не знаю, как нам удастся этого добиться. Но я хочу именно этого.

— Я тоже.

Он обнял ее и поцеловал на прощанье, напомнив, чтобы она принимала витамины для беременных, воздерживалась от заправки к салату «Цезарь» и непастеризованных сыров, и уехал — серебристый автомобиль свернул на Главную улицу и исчез из вида.

К пяти часам Джемма вымоталась и хотела только одного — заползти в свою удобную кровать в гостинице, но вспомнила, что Алекса, делающего ей массаж спины и ног, там не будет. Ей вдруг расхотелось спать одной и уходить от разговоров о пригородах и детских садах. Она и забыла, каким чудесным может быть ее муж, как она на него полагается, как здорово он умеет ее подбодрить. Но не представляла, каким образом им найти золотую середину. Без переезда в Доббс-Ферри. По соседству с Моной Хендрикс.

Она села на качели на крыльце, положив голову на спинку и глядя на красивые легкие облачка в голубом небе.

— Готова?

Джемма выпрямилась, радуясь своей подруге Джун, стоявшей у автомобиля на подъездной дорожке, и ее девятилетнему сыну Чарли, махавшему рукой с заднего сиденья. Джемма с улыбкой помахала ему в ответ. Они ехали на день рождения мужа Джун, Генри, в книжный магазин, владельцами которого являлись. Вечер отдыха от работы над статьей, от размышлений о своей жизни — именно это и требовалось Джемме, а после, в девять часов, в гостинице начинался просмотр очередного фильма в рамках киновечера.

Джемме очень нравился магазин братьев Букс с его дверной ручкой в виде красного каноэ. Открыв дверь, вы оставляли весь мир снаружи. Негромко играл джаз, ряды блестящих книжных полок из орехового дерева, мягкие кресла и диваны и интересные артефакты и старые книги на полках до самого потолка вызывали желание остаться и изучать все это целый день. Рядом с кассой стояли такие же, как в кафе, столики, а на сервировочном столе не переводились емкости с кофе, молоком и сахаром и конфеты на тарелке. Теперь же, для вечеринки, тут выстроились бутылки разного вина, шампанское и соки и предлагался великолепный выбор закусок. Джемма уже схватила было две крохотные запеченные в тесте сосиски, но вспомнила слова Алекса, что хот-доги полны нитратов и запрещены на время беременности. Пришлось удовольствоваться лотарингским мини-пирогом.

Народу собралось много; Генри Букс, муж Джун, был неотъемлемой принадлежностью города, хотя и держался в тени, предоставив заправлять в магазине Джун, любившей свою работу. Джемма обожали их историю. Почти десять лет назад Генри нанял Джун, в двадцать один год бросившую колледж из-за беременности и еще потому, что нигде не могла найти отца ребенка, парня, с которым у нее случился головокружительный двухдневный роман. По-видимому, Генри, бывший на десять лет старше Джун, любил ее уже давно, и два года назад, узнав наконец, что отец ее ребенка умер, та рассталась со своим прошлым, за которое держалась, и открыла сердце Генри. Они жили на большом катере, стоявшем на якоре позади магазина, и если бы Джемму не начинало немилосердно тошнить, едва она ступала на борт этого судна, она, возможно, с удовольствием остановилась бы у четы Нэш-Букс, а не в гостинице.

Сейчас Джемма наблюдала за ними. Ее старая добрая подруга Джун, длинным, золотисто-каштановым кудрям которой Джемма всегда завидовала, с такой любовью разговаривала со своим сыном, с такой нежностью во взгляде слушала рассказ мальчика о каком-то смешном случае, приключившемся в дневном лагере. Генри от души расхохотался, подхватил Чарли и закружил, случайно ударив Изабел по ягодицам. Она развернулась и принялась щекотать племянника. При взгляде на них, семья представлялась такой… притягательной, напоминая об ощущениях от клана Хендриксов, пока их теплота не начинала удушать. Однако сестры Нэш нисколько не подавляли. Джемма попробовала представить, как они с Александром гуляют со своим малышом, держа его за ручонки и раскачивая. Но ничего не получилось. Каждый раз, когда она пыталась вообразить себя с ребенком, на душе становилось тяжело.

— Перестань быть такой требовательной! — обрывала ее мать, когда Джемма хотела рассказать ей о школе или спросить, почему она не пришла на концерт хора. — Я работаю целый день. Когда будешь взрослой, поймешь.

Став взрослой, она поняла, что является копией своей матери, как бы ни воспевал Александр ее якобы большое сердце. Если у нее такое большое сердце, почему работа — которой у нее больше нет, — стоит для нее на первом месте? Почему карьера важнее рождения ребенка? Почему она не радуется беременности, не разговаривает со своим малышом, лежа ночью в постели?